В дебрях времени
Шрифт:
Что же могло вынудить ящеров вернуться в море?
Возможно, они искали там более обильную пищу или спасались от слишком размножившихся наземных плотоядных ящеров. Прибрежная мелководная полоса мезозойских морей была очень богата жизнью, поэтому обитатели районов с менее обильным столом устремляются на побережье.
В непрерывно протекающем эволюционном процессе возникли и специализировались те виды животных, которые успешнее других обеспечивали себя пищей. Почти все морские рептилии были хищниками; растительноядные животные не смогли так же хорошо приспособиться к водной стихии, ибо они искали и находили себе пропитание на подводных пастбищах прибрежной полосы.
Еще
Эволюция, помимо других свойств, замечательна еще и тем, что она необратима. Однажды возникший биологический признак не может вновь исчезнуть без следа. Раз возникшее может лишь преобразоваться во что-то новое, быть может, внешне схожее с пройденным этапом, но в действительности навсегда запечатлевшее все достигнутые этапы в восходящем развитии.
Таким образом, рептилии и в океане сохранили все признаки, приобретенные при наземной жизни, они не обратились ни в рыб, ни в амфибий. В частности, несмотря на значительные изменения, которые претерпела нога водного ящера, она не превратилась в настоящий плавник, каким обладают рыбы.
Рептилии продолжали дышать легкими, а не вернулись к жабрам, несли яйца или рождали детенышей живыми, а не начали метать икру. Вместе с тем некоторые из них заимствовали у рыб форму, потому что эта классическая обтекаемая форма позволила им успешно проталкивать тела в неподатливой водной среде.
Большое количество и разнообразие остатков водных ящеров, обнаруженных палеонтологами, говорит о том, что в мезозойской эре они были исключительно широко распространены в морях нашей планеты.
Появление креодонтов
Когда приоткрываются двери прошлого, мы видим устремленные на нас бессмысленные взоры чудовищ. У этих фантастических порождений прошлой жизни размеры тела намного опережали развитие их нервной организации.
На страницах нашей книги уже находили приют странные создания царства беспозвоночных, амфибий и рептилий. Теперь мы начинаем знакомство с необычайными животными мира млекопитающих. Свист и шипение динозавров сменяются ревом хищников креодонтов и низким мычанием бесчисленных стад копытных — мы вступаем в мир высших форм жизни, в мир кайнозоя, последней эры истории эволюции, начало которого отстоит от нашего времени почти на семьдесят миллионов лет.
На своей Машине времени я вторгся в кайнозой в сумерки. Нельзя думать, что четкая граница резко отделила мезозой от кайнозоя. Просто на моем указателе из-под зеленого козырька ограничителя медленно выплыла в прорезь и задрожала комбинация цифр, обозначающая наступление кайнозойской эры.
Я находился в палеоцене, первой и самой древней эпохе третичного периода, которым начиналась кайнозойская эра. Длительность этой эпохи определяется геологами в восемь миллионов лет. Я знал, что «всего» за несколько миллионов лет до этой моей остановки вымерли динозавры, плезиозавры, мозазавры, птерозавры и большинство других рептилий, и от их величайшего многообразия остались лишь черепахи, змеи, ящерицы и крокодилы. На первый план быстро выдвигались еще недавно угнетенные и отверженные птицы и млекопитающие.
Начинается бурный расцвет теплокровных животных, они развиваются в огромное количество разных видов и завоевывают воздух, как когда-то насекомые, а после них — рептилии. Они становятся хозяевами суши и морей, и если с сухопутными зверями
Палеоцен, «эпоха древней жизни», не мог особенно заинтересовать меня хотя бы потому, что в нем еще не успели возникнуть законченные характерные группы животных и растений. Фауна палеоцена очень однообразна и состояла главным образом из животных, которые могли быть с одинаковыми основаниями отнесены и к безобидным травоядным и к хищникам. Млекопитающие отчетливо разделились на растительноядных и хищников только в эоцене, следующей эпохе третичного периода. Растения в палеоцене тоже еще переживали стадию изменения. С самого начала кайнозойской эры происходит вытеснение старых голосемянных растений новыми — покрытосемянными. Это дубы, буки, грабы, тополи, аралии, платаны, мирты, лавры, березы, клены, грецкие орехи, ольха, ель, сосна, пихта, лиственница. Еще более древние деревья: туя, тис, секвойя, болотный кипарис.
Странно, однако, что в ископаемом состоянии до нас дошли исключительно древесные породы. Травяная растительность обнаружена во всем ее разнообразии лишь в последних эпохах третичного периода. До сих пор ученые не могут объяснить этот странный факт. Либо трав вообще не было в начале кайнозоя, что выглядит невероятным, либо, что кажется более правдоподобным, по тем или иным причинам ископаемые травы попросту не найдены.
Я должен был разгадать эту тайну и поэтому остановился в палеоцене. Едва корпус машины перестал вздрагивать, я спрыгнул с ее рамы на землю… Трава! Кругом расстилался мягкий упругий травяной ковер. Сгоряча я сорвал несколько пучков и бросил на сиденье, затем, успокоившись, стал собирать образцы более тщательно.
Неподалеку орешник тесно сплелся с молодой порослью красного дерева, над ними простирали кожистые листья высокие, увитые лианами деревья, похожие на фикусы. В то время на Земле не существовало климатических поясов, и везде поднимались леса, состоявшие из деревьев, которые в наше время принадлежат к тропическому поясу, субтропикам и умеренной зоне. В наш век в джунглях не найдешь березу, и леса из фикусов не произрастают в Подмосковье. Но в палеоцене теплый климат был повсюду, и повсюду росли одни и те же деревья.
Вслушавшись в шелест ветерка, я принялся собирать «образцы». Было около девяти часов вечера, смеркалось, и вскоре я принялся рвать траву безо всякой системы, стараясь только выдергивать ее с корнем.
И вот, когда я решил, что трав достаточно и пора подумать о ночлеге, произошло неожиданное.
За темневшим слева массивом леса внезапно вспыхнули искры, мерцающие зеленоватые искры. Я выпрямился, вглядываясь в сгущающийся мрак. Искры медленно и бесшумно перемещались.
«Это креодонты!» — мелькнула мысль, и я стал тихо отступать к машине. Действительно, близкого знакомства с ними завязывать не следовало.
Креодонты — самые древние и примитивные хищные млекопитающие. Они имели длинный и покатый череп с гребнями для прикрепления сильных шейных мышц. Мозг их был удивительно мал и примитивен для млекопитающих. Креодонты процветали и в эоцене, пока их добычей оставались медлительные тупые травоядные. Но, когда появились быстрые копытные, сообразительности креодонтов не хватило для организованного преследования новой добычи, и они быстро вымерли.
Я находился недалеко от машины, когда несколько пар вспыхивающих огоньков вдруг быстро метнулись в мою сторону. Все происходило в глубокой тишине, хищники не выдавали себя ни единым звуком.