В день, когда магия замрет
Шрифт:
Боже!..
— Рон, это закат, смотри! — Гермиона вцепилась в рукав друга, — Гарри!..
— Что Гарри?… — встревожился Рон.
— Ты же не знаешь!..
Гермиона бы быстрее сообразила… Она любит загадки… Господи… Да что же?…
Неужели Поттер справится? Этот тщеславный гриффиндорский ублюдок? Разве сможет он победить Господина? Нет! Я не верю в это, нет!
А
Лязг мечей, крики… Невилл отдернул окровавленную руку, Реббика бросилась в бой. Гермиона и Рон помогли споткнувшейся длинноволосой. Где-то среди толпы Колин тащил раненого Денниса.
Гарри… мы верим в тебя…
Малфой поднял меч.
Я… Я осуществлю план! И… И Хозяин будет мне благодарен!
Рука задрожала. Ударить в спину этого Криви? Двоих сразу?…
Ну же, Малфой, чего ты боишься?…
Я… Я… Не могу!
Кто-то из девушек вскрикнул. Что, что там? Кого-то убили?… Кто-то ранен?…
Гарри… Останови это!..
— Солнце садится, Поттер!
Умереть стоя. Я не знаю… Я обычный… Я ничем не отличаюсь…
И оперевшись на локти, Гарри попытался приподняться, но выпавший из-за ворота кулон тети Петуньи привлек его внимание.
…Гарри, береги себя… И в-вот…
…Гарри, я люблю тебя…
…мы любим тебя, Гарри…
…а я верю в Поттера!..
— Стой, Том! — воскликнул Гарри, поднимаясь и стирая кровь с разбитой губы.
— Ты что-то понял? — спросил Том бесцветно.
— Я сильнее тебя, потому что… Потому что… Моя сила… Это… Любовь.
Гарри… Я люблю тебя…
Грудь вздымалась и опускалась от тяжелого дыхания. Он не знал чего ждать.
Том тихо усмехнулся и покачал головой.
— Ты… — он поднял руки, — … Угадал.
и тут же, кружась смертельным смерчем темный энтарион поднялся за его спиной. Гарри задохнулся от бесконечной силы внутри себя — протянул руку.
Темный энтарион метнулся в его сторону, прячась в широкой ладони — холод и боль влились в его тело и растворились в горячей крови.
Том склонил голову. Тут же его окружила дымка… Лишь на секунду… и испарилась. Том исчез. Перед Гарри стоял убийца и монстр.
Волан-де-Морт.
— Я могу тебя убить. И я убью тебя.
На
Это не то.
— Quio orly. Orly a to ornil. Orli. Beketo go masto.
Кольца пламени обхватили Волан-де-Морта, медленно кружась, но не касаясь своего заключенного.
— Orly. Et to ornil notorsko. Beketo go masto.
Вспыхнул свет — белый и ослепляющий.
— Quio orly telai. Orly — mesfo bekronitimo.
Черная бесформенная тень упала на колени, хватаясь за грудь, крича нечеловеческим голосом от бесконечной боли.
— Mefoso. Vivitro mekesko. Hantro. Karoto. To beplai.
И когда солнце исчезло за горизонтом, лишь черная мантия упала на свежую зеленую траву.
Алое небо осветилось всем своим великолепием и где-то далеко-далеко под таким же небом тысячи людей в масках схватили свои предплечья, что бы увидеть исчезающие в алом закате метки.
День окончен, Гарри.
День окончен.
— Гарри…
Сердце стихло у него в груди.
Он знал этот голос.
— Мама?…
Воздух тихонько зазвенел, обдав лицо прохладой.
Туман… Как он появился здесь?…
Но разве это важно?…
Из легкой туманной дымки, бесшумно шагая, вышли двое…
…прозрачно-жемчужных призраков…
— Мой Гарри…
— Ма…ма… Па…па…
Да, они были призраками, но Гарри видел золото кудрей его матери, блеск карих глаз отца, черную смоль его волос, их теплые и чуть грустные улыбки…
— Сынок мой…
Еще один порыв ветра — бесплотные руки прижали сына к такой же бесплотной но бесконечно теплой груди.
— Мой мальчик… мой мальчик…
Настоящие слезы по щекам…
— Мама…
Она чуть отстранилась, сжимая плечи, жемчужно-прозрачная… Призрак… Мама… Теплые ладони на щеках…
И глаза…
Глубокие изумрудные глаза, полные бесконечной материнской любви.
— Не сюсюкайся с ним, он уже большой мальчик.
— Папа…
Жесткие широкие ладони, смелая широкая улыбка.