В диких условиях
Шрифт:
К тому моменту родители Криса, до невозможности перепуганные его исчезновением, уже обратились в полицию Аннандейла, но там им ничем помочь не смогли. Получив эту штрафную квитанцию из Калифорнии, они и подавно потеряли покой. Среди их соседей был армейский генерал, директор Разведывательного управления Министерства обороны США, и Уолт отправился к нему за советом. Генерал вывел его на частного детектива по имени Питер Калитка, который уже не раз работал по контрактам и на военную разведку, и на ЦРУ. Он лучший из лучших, заверил генерал Уолта, и если Крис еще жив, Калитка его непременно отыщет.
Оттолкнувшись от выписанного в Уиллоу-Крик штрафа, Калитка развернул тщательнейшую поисковую операцию, отрабатывая даже потенциальные следы, ведущие далеко за границу, к примеру, в Европу и Южную Африку. Тем не менее, никакого результата все эти поиски не давали… вплоть до декабря, когда он, проверив налоговую
«Узнав об этом, мы всерьез напугались, – говорит Уолт. – В этот момент у нас не было ни малейшего представления, что у Криса может быть на уме. В штрафе за ловлю попуток не было никакой логики. Он был без ума от этого своего «Датсуна», и у нас просто в голове не укладывалось, что он мог бы бросить его и отправиться путешествовать пешим ходом. Хотя теперь задним умом я понимаю, что удивляться мне, наверно, не стоило. Крис всегда считал, что ничего, кроме того, что можно с легкостью унести на собственном горбу, человеку в этой жизни не нужно».
Когда Калитка взялся вынюхивать след Криса в Калифорнии, Маккэндлесс был уже далеко. В этот момент он уже ехал на перекладных через Каскадные горы, поросшие полынью нагорья и лавовые поля бассейна реки Колумбия, через Айдахо в Монтану. Там, неподалеку от Кат-Банка, он познакомился с Уэйном Уэстербергом и к концу сентября начал работать на его элеваторе в Картаге. Потом Уэстерберга посадили, элеватор встал, впереди замаячила зима, и Крис отправился туда, где потеплее.
Двадцать восьмого октября он поймал дальнобойную фуру и доехал на ней до калифорнийского городка Нидлс. «Как же я счастлив, что добрался до реки Колорадо», – написал Маккэндлесс в своем дневнике. Тут он свернул с автострады и пошел пешком по берегу реки на юг через пустыню. Прошагав километров двадцать, он оказался в Аризоне, в пыльном придорожном городке Топок, стоящем на федеральной трассе номер 40 там, где она пересекает границу Калифорнии. Бродя по городу, он увидел на распродаже подержанное алюминиевое каноэ и, повинуясь внезапному импульсу, решил купить его, сплавиться почти на шестьсот пятьдесят километров вниз по течению Колорадо и, преодолев мексиканскую границу, добраться до Калифорнийского залива.
В низовьях, то есть на участке от плотины Гувера до залива, река Колорадо мало чем напоминает неукротимый водный поток, с бешеной скоростью проносящийся через Большой каньон в четырех сотнях километров вверх по течению от Топока. Здесь, на юге, обессиленная многочисленными дамбами и обводными каналами, река неторопливо перетекает из одного водохранилища в другое, неся свои воды через самые жаркие и бесплодные земли континента. Маккэндлесс был глубоко тронут суровой красотой местных солончаковых ландшафтов. Пустыня обострила сладкую боль его желаний, усилила ее, придала ей форму своей засушливой геологией и косыми лучами прозрачного света.
От Топока Маккэндлесс спустился на юг по озеру Хавасу, раскинувшемуся под гигантским, пустым и почти бесцветным куполом неба. Он совершил небольшую экскурсию вверх по притоку Колорадо, реке Билл-Уильямс, а потом продолжил путь вниз по течению через индейскую резервацию Колорадо-Ривер, Национальный заказник Сибола, Национальный заказник Империал. Он плыл мимо зарослей кактусов сагуаро и солончаковых равнин, разбивал лагерь под нагромождениями голых докембрийских валунов. Вдалеке, в призрачных озерах миражей, плавали горы шоколадно-коричневого цвета. На сутки оставив реку, чтобы понаблюдать за табуном диких лошадей, Крис наткнулся на табличку, предупреждающую о том, что он нарушает границы строго охраняемой территории военного испытательного полигона Юма. На Маккэндлесса эта надпись не произвела ровным счетом никакого впечатления, и он продолжил путь.
В конце ноября, проплывая через реку Юма, он сделал небольшую остановку, чтобы пополнить запасы провизии и отправить открытку Уэстербергу, отбывавшему срок в расположенной в Сиу-Фоллс исправительно-трудовой колонии, прозванной в народе «Домом славы».
«Привет, Уэйн! – написал он. – Как там у тебя дела? Надеюсь, с момента нашего последнего разговора ситуация улучшилась. Я вот уже почти месяц бродяжничаю по Аризоне. Отличный штат, скажу я тебе! Виды тут просто фантастические, да и климат чудесный. Но пишу я тебе не столько для того, чтобы просто передать привет, сколько для того, чтобы еще раз поблагодарить за гостеприимство. Сейчас люди твоей доброты и щедрости – это большая редкость. Тем не менее, иногда я думаю, что лучше мне было бы тебя не встречать. Имея деньги, скитаться по свету слишком уж легко. Мне было гораздо интереснее путешествовать, когда у меня не было ни гроша и когда мне приходилось постоянно думать, как добыть себе пропитание. Однако сейчас я без денег долго бы не протянул, потому что в это время года здесь почти
Пожалуйста, поблагодари Кевина за одежду, что он мне подарил, без нее я бы давно умер от холода. Надеюсь, он передал тебе от меня книгу. Уэйн, тебе обязательно надо прочитать «Войну и мир». Я не преувеличивал, говоря, что встречал мало людей, способных сравниться с тобой по душевным качествам. Это чрезвычайно сильная и очень символичная книга. В ней говорится о вещах, которые тебе, как мне кажется, будут понятны. О том, о чем большинство людей просто не задумывается. Что же до меня, то я решил еще какое-то время продолжать жить такой жизнью. Слишком уж хороша ее свобода и чудесная простота, чтобы от них отказываться. Когда-нибудь я обязательно вернусь и отблагодарю тебя за твою доброту. Ящик «Джека Дэниелса» пойдет? А до этой встречи я всегда буду вспоминать тебя, как лучшего друга.
Второго декабря он добрался до стоящей на границе с Мексикой плотины Морелос. Подозревая, что его не пустят в страну без документов, он направил свою лодку в открытый шлюз и с бешеной скоростью спустился по водосбросу.
«Алекс быстро осматривается по сторонам на предмет неприятностей, – гласит запись в его путевом журнале, – но его переход на мексиканскую сторону либо не заметили, либо проигнорировали. Александр ликует!»
Но ликовать ему пришлось недолго. Сразу за плотиной Морелос река превратилась в лабиринт из ирригационных каналов, болот и речных тупиков, в котором он не раз терял ориентацию:
Каналы расходятся во все стороны. Алекс совершенно огорошен. Встретил группу работников ирригационной системы, которые немного говорят по-английски. Они сказали, что он идет не на юг, а на запад, к центру полуострова Баха. Алекс убит горем. Настаивает, что должен быть какой-то способ добраться по воде до Калифорнийского залива, и умоляет показать дорогу. Они смотрят на Алекса, как на сумасшедшего. Но потом среди них разгорается бурный спор, сопровождаемый изучением карт и взмахами карандашей. Через десять минут они показывают Алексу маршрут, по которому он сможет добраться до океана. Алекс вне себя от радости, его сердце вновь наполняется надеждой. Следуя указаниям карты, он разворачивается и идет по каналу до Канал-де-Индепенденсиа, где сворачивает на восток. В соответствии с картой этот канал должен пересекать канал Уэллтеко, который повернет на юг и приведет его прямо к океану. Но вскоре его надежды рушатся, потому что канал заканчивается тупиком посреди пустыни. Тем не менее, разведывательная вылазка показывает Алексу, что он просто вернулся в мертвое русло пересохшей на этот момент реки Колорадо. В полумиле от другого берега реки он находит еще один канал. Он принимает решение добраться до того канала по суше.
На переброску каноэ и снаряжения до нового канала у Маккэндлесса уходит почти три дня. Дневниковая запись от пятого декабря гласит:
Наконец-то! Алекс находит то, что, по его мнению, должно быть каналом Уэллтеко, и направляется на юг. Канал становится все уже, и Алекса вновь начинают обуревать страхи и сомнения… Местные жители помогают ему перетащить лодку через пересохший участок… Алекс видит, что мексиканцы – добрые и дружелюбные люди. Гораздо гостеприимнее американцев…
6.12 Канал то и дело прерывается небольшими, но опасными водопадами.
9.12 Крах всех надежд! Канал не ведет к океану, а просто растворяется в гигантском болоте. Алекс совершенно сбит с толку. Считает, что должен быть недалеко от океана, и решает попробовать пробиться через топи к морю. Алекс все меньше и меньше понимает, где находится, и оказывается в таких местах, где каноэ приходится проталкивать через заросли камыша или волоком тащить через жидкую грязь. Все бесполезно. К вечеру находит небольшой островок суши и разбивает лагерь. На следующий день, 10.12, Алекс продолжает поиски пути к морю, но, окончательно заблудившись, ходит кругами. В конце дня, абсолютно деморализованный и отчаявшийся, он ложится в свое каноэ и дает волю слезам. Но потом, по фантастическому стечению обстоятельств, он натыкается на группу англоговорящих мексиканцев, вышедших на утиную охоту. Он рассказывает им о своих приключениях и о стремлении добраться до моря. Они говорят, что здесь выхода к морю нет. Но затем один из них соглашается взять каноэ Алекса на буксир [привязав его к маленькой моторной лодке] и довезти до своего базового лагеря. Оттуда он обещает доставить его и его каноэ [в кузове пикапа] к океану. Все это – настоящее чудо.
Охотники высадили его на берегу Калифорнийского залива в рыбацкой деревне Эль-Гольфо-де-Санта-Клара. Там Маккэндлесс вышел в море и отправился на юг вдоль восточного побережья залива. Добравшись до точки назначения, он перестал торопиться и погрузился в созерцательность. Он фотографировал тарантулов, меланхоличное зарево заката, облизываемые ветром песчаные дюны, плавный изгиб береговой линии. Дневниковые записи превратились в короткие, дежурные отчеты о происходящем. За весь следующий месяц он не написал в дневнике и сотни слов.