В диких условиях
Шрифт:
Франц все больше и больше привязывался к МакКэндлессу. «Боже мой, он был умнейшим парнишкой», — еле слышно скрипит старик. Говоря это, он не отводит взгляда с полоски песка под ногами. Затем он умолкает. Медленно согнувшись, Рон стирает воображаемую грязь со своей ноги. Его старческие суставы потрескивают в неловкой тишине.
Вновь он заговорил лишь спустя минуту. Глядя в небо, он углубляется в воспоминания о временах, проведенных им в компании юноши. Нередко во время его визитов лицо МакКэндлесса темнело от гнева, и он начинал клеймить своих родителей, политиков или всепоглощающий идиотизм жизни типичных американцев. Не желая ссориться с мальчиком, Франц предпочитал во время таких взрывов помалкивать и дать ему выговориться.
В начале февраля МакКэндлесс
— Тебе не надо туда ехать, — запротестовал Франц. — Если нужны деньги, я их тебе дам.
— Нет, ты не понимаешь. Я должен ехать в Сан Диего. И я отправляюсь в понедельник.
— Хорошо, тогда я тебя отвезу.
— Не смеши меня, — фыркнул МакКэндлесс.
— Я все равно туда собирался поехать, — соврал Франц, — пополнить запасы кожи.
МакКэндлесс смягчился. Он свернул свой лагерь, оставил почти все пожитки у Франца — он не хотел шляться по городу со спальником или рюкзаком — а затем уехал со стариком через горы к побережью. Когда Франц попрощался с МакКэндлессом на набережной в Сан Диего, шел дождь. «Мне было очень тяжело расставаться с ним», — говорит Франц.
19 февраля МакКэндлесс позвонил Францу, чтобы поздравить с восемьдесят первым днем рождения. Он помнил эту дату, ему самому исполнилось двадцать четыре ровно неделей раньше. Он признался Францу, что не может найти работу.
28 февраля он отправил письмо Джен Буррс:
Привет!
Целую неделю живу на улицах Сан Диего. В первый день здесь адски лило. Миссии тут отстойные, и меня замаливают до смерти. Работы нет, так что завтра двину на север.
Я решил отправиться на Аляску не позднее первого мая, но сперва должен немного заработать, чтобы экипироваться. Возможно, вернусь и поработаю у друга в Южной Дакоте. Не знаю, куда теперь отправлюсь, но как приеду, обязательно напишу. Надеюсь, у тебя все хорошо.
Пятого марта МакКэндлесс отправил еще по письму Буррс и Францу. Записка к Джен гласила:
Привет из Сиэтла! Я стал настоящим бродягой! Это правда, я теперь путешествую по рельсам. Очень забавно, жаль, что я не запрыгивал на поезда раньше. Есть и минусы. Во-первых, ты становишься грязным как свинья. Во-вторых, приходится сталкиваться с чертовыми быками [25] . Я уже сидел в экспрессе до Л.А., когда около десяти вечера бык нашарил меня своим фонариком. «Убирайся отсюда, пока я не ПРИКОНЧИЛ тебя!» — заорал он. Я выбрался, и увидел, что он и вправду вытащил револьвер. Навел на меня пушку и прорычал: «Если хоть раз я увижу, что ты отираешься около поездов, тебе не жить! А теперь исчезни!» Что за придурок! Я все же оказался тем, кто смеется последним, когда через пять минут залез в тот же поезд и благополучно добрался до Окленда. Буду на связи,
25
Имеется ввиду охрана составов на железных дорогах.
Через неделю у Франца зазвонил телефон. «Это был оператор, спрашивающий, не приму ли я оплачиваемый получателем телефонный звонок от кого-то по имени Алекс. Услышать его голос было все равно, что увидеть солнышко после месяца непрерывных ливней».
— Не заедешь ли за мной? — спросил МакКэндлесс.
— Конечно. Где ты в Сиэтле?
— Рон, — засмеялся МакКэндлесс, — Я не в Сиэтле, а в Калифорнии, совсем недалеко от тебя, в Коачелле.
Не сумев найти работу в дождливом северо-западе, МакКэндлесс вернулся на грузовых поездах обратно в пустыню. В Колтоне, штат Калифорния, его обнаружили и бросили в каталажку. После освобождения он добрался автостопом до Коачеллы,
«Мы заскочили в Сиззлер, где я закормил его стейками и омарами, — вспоминает Франц. — А затем вернулись в Солтон Сити».
МакКэндлесс сказал, что останется лишь на день, чтобы постирать одежду и упаковать рюкзак. Уэйн Вестерберг сообщил, что для него на элеваторе найдется работенка, и ему не терпелось туда добраться. Было одиннадцатое марта, среда. Франц предложил подбросить МакКэндлесса до Гранд Джанкшн — самой дальней точки, куда он мог добраться и не пропустить при этом встречу в Солтоне в следующий понедельник. К его удивлению и облегчению, МакКэндлесс немедленно согласился.
Перед отправлением Франц подарил МакКэндлессу мачете, арктическую парку [26] , складную удочку и еще немного снаряжения для Аляски. Во вторник на рассвете они выехали из Солтон Сити. В Буллхеде они сделали остановку, чтобы закрыть банковский счет МакКэндлесса и посетить фургон Чарли, в котором МакКэндлесс хранил несколько книг и другие пожитки, включая дневник-фотоальбом путешествия на каноэ по Колорадо. МакКэндлесс настоял на том, чтобы угостить Франца обедом в казино «Золотой самородок» в Лафлине. Узнав его, официантка воскликнула: «Алекс! Алекс! Ты вернулся!»
26
Парка — удлиненная утепленная куртка, как правило, с капюшоном.
Перед поездкой Франц купил видеокамеру, и теперь останавливался то тут, то там, снимая пейзажи. Хотя МакКэндлесс всегда старался уклониться, когда Франц направлял объектив в его сторону, сохранилась короткая запись, на которой он нетерпеливо переминается в снегу над Брайс-Каньоном. «Окей, а теперь поехали! — протестует он через несколько секунд съемки. — Дальше будет еще интересней, Рон». Одетый в джинсы и шерстяной свитер, МакКэндлесс выглядит загорелым, сильным и здоровым.
Франц сообщает, что это была приятная поездка, слегка омраченная спешкой. «Иногда мы ехали часами, не перекинувшись ни словечком, — вспоминает он. — Даже когда он спал, я был счастлив, зная, что он рядом». Однажды он отважился на особую просьбу. «Моя мать была единственным ребенком, — объясняет он. — Мой отец — тоже. И я был у них один. Теперь, когда мой мальчик умер, я стал последним в роду. Когда я уйду, он прервется, исчезнет навсегда. И я спросил Алекса, могу ли я усыновить его, хочет ли он стать моим внуком».
МакКэндлесс уклонился от ответа: «Рон, мы поговорим об этом, когда я вернусь с Аляски».
14 марта Франц оставил МакКэндлесса на обочине трассы 70 около Гранд Джанкшн, и возвратился в южную Калифорнию. МакКэндлесс был взволнован тем, что едет на север. Кроме того, он чувствовал облегчение — в очередной раз ему удалось уклониться от угрожающей близости с другими людьми, от дружбы и всего неприятного эмоционального багажа, который ее сопровождает. Он сбежал от душащих семейных уз, успешно держал Джен Буррс и Уэйна Вестерберга на расстоянии вытянутой руки, выскальзывая из их жизней прежде, чем они могли от него что-либо ожидать. А теперь он безболезненно покинул и жизнь Рона Франца.
Безболезненным это представлялось лишь МакКэндлессу, но не старику. Можно лишь строить предположения, почему Франц так быстро привязался к юноше, но его приязнь была искренней и сильной. Много лет Франц жил в одиночестве. У него не было ни семьи, ни друзей. Дисциплинированный, самостоятельный, он держался хорошо, несмотря на возраст и одиночество. Но МакКэндлессу удалось проникнуть сквозь защитную скорлупу старика. Франца радовало общество юноши, но их крепнущая дружба также напомнила ему, как он одинок. МакКэндлесс обнажил зияющую пустоту в жизни Франца и даже помог заполнить ее. Но когда он исчез так же неожиданно, как и появился, Рон почувствовал неожиданно-глубокую боль.