В диком краю (Дневник мирных приключений на Аляске)
Шрифт:
Подумать только, что этой зимой мы месяцами не увидим солнца, его лучи лишь едва будут касаться вершин над нами или далеких гор. Странной покажется жизнь без нашего милого теплого солнца!
Не знаю, можете ли вы представить себе, какое это наслаждение быть первооткрывателем! Жить в краю, где любое самое прекрасное место может стать твоим, если только пожелаешь! Намечать и создавать просеки, аллеи, парки и наводить порядок среди дикой природы! Конечно, все, или почти все, уже было сделано до меня. Но, расчищая лес вокруг и совершенствуя свою усадьбу, я тоже испытал это чувство. Что за прекрасная здоровая жизнь!..
Другой день. За стеной бушует буря. Сегодня я заткнул самые большие щели в стене шерстяными носками, свитерами и всякой
Наконец он умолк.
«Олсон,- воскликнул его друг,- это могло бы составить величайшую в мире книгу, даже если все это вранье!»
Ух как злится буря!
Сегодня у меня отлегло от сердца: Рокуэлл, у которого на пальце, по-видимому, ногтоеда, стал поправляться в результате лечения, на которое героически согласился. Я уже мысленно готовился к операции; предполагаемый метод — глубокое сечение до кости. Лечить такие болезни — не шутка, если только не принадлежишь к числу людей типа Олсона; тот, если бы ему причинял беспокойство собственный глаз, не задумываясь, вырвал бы его, а потом, без сомнения, наполнил бы пустую впадину жеваным табаком.
Мы добрались до среды, восемнадцатого сентября.
Этот день был солнечный. Мы с Рокуэллом поплыли на лодке в Сьюард; по пути было остановились, чтобы забрать мотор, который оставили в прошлый раз, но прибой оказался слишком сильным.
В Сьюарде весь берег был усеян лодками, разбитыми или поврежденными во время последнего шторма. Мало того, ледниковая речка, протекающая через город, превратилась в бурный поток; местами смыло ограду, один мост разрушен, железнодорожные пути затоплены, больница окружена водой, ее чуть не унесло течением. На следующий день, когда снова лил дождь, мы видели, как сестры милосердия в своих черных платьях и в болотных сапогах удирали по воде в более безопасное место. Шторм не прекращался и в течение следующих дней. Несмотря на то что я принял, казалось бы, достаточные меры предосторожности относительно нашей лодки, в самый разгар шторма ее подхватило прибоем редкой силы, внесло высоко на берег к другой выброшенной из воды лодке и придавило там тяжелым столбом, вырванным из причала. Впрочем, наша лодка уцелела.
В Сьюарде нам с Рокуэллом было скучно. Не для того же мы уехали из дому в такую даль, чтобы жить в этом городишке! Америка не в состоянии представить туристу ничего, кроме красот ландшафта. Все американские города отлиты по одной форме, как бы порождены одним идеалом. В постройках одного и того же периода на востоке и западе страны я не замечал никаких признаков различия в характера и замыслах, ни малейшего намека на традицию, никаких следов влияния местных условий. Ни в одном типичном американском доме или городе, где я бывал, нет ничего, на чем бы не лежал штамп «сделано у нас». В архитектуре Аляски преобладают такое безобразное убожество и банальность, что это почти можно было бы назвать стилем, но и тут она недостаточно уродлива. Где-то в канадских Скалистых горах в совершенно диком месте затерялся городок, состоящий из одной улицы, которая тянется вдоль подножия хребта. Над всеми постройками возвышается двух- или трехэтажное здание Королевского отеля, представляющее последнее слово базарной пышности. Отель и горы! Вопиющая обнаженность этого контраста прямо величественна!
Третьего сентября я писал одному из друзей: «Меня поражает здесь чрезмерно робкое отношение к морю; жители постоянно говорят об опасных течениях и ветрах в тоне, который совершенно непостижим для меня и, думаю, для любого американского
И вот тремя неделями позже, во вторник, двадцать четвертого сентября, мы в Сьюарде. Утро было тихое, дождь перемежался с солнцем, но день казался подходящим для возвращения на остров. Нам с Рокуэллом стоило порядочных усилий спустить лодку на воду, так как из-за отлива ее пришлось далеко втащить. Но в конце концов мы справились с этим, погрузили наше добро, а именно: два больших ящика с бакалеей, пятьдесят девять фунтов репы, печку, пять железных печных труб, ящик с досками для картин, двести футов багета размером дюйм на два дюйма, чемодан, лыжи и еще несколько пакетов и свертков.
Ровно без четверти одиннадцать мы отчалили. В этот самый момент солнце распрощалось с нами на весь день, и начал сеять беспрерывный мелкий дождь. Примерно к концу третьей мили нас нагнал на моторной шлюпке рыбак, направлявшийся на свою базу милях в трех дальше по берегу. Он взял нас на буксир и, когда мы добрались до базы, пригласил к себе на чашку чая; рыбак оказался англичанином. Вопреки благоразумию я согласился на эту задержку.
Сытно пообедав, мы оставили его бухту в два пятнадцать. Дождь продолжал моросить, и слабый бриз тянул с северо-востока. Нам предстояло пройти на веслах еще семь миль. Близ Каиновой Головы нас атаковали южные шквалы, и какое-то время мы сомневались в истинном направлении ветра. Взяли курс прямо на Лисий остров и тут же почувствовали в лицо восточный ветер, который пришлось с трудом преодолевать. К счастью, я предвидел усиление ветра и решил, не теряя времени, продвинуться как можно дальше, держась подветренного берега. Тем временем начался отлив, и я надеялся, что течением нас поднесет к острову. Мы продвигались хорошо, но вскоре на нас стали обрушиваться сильные порывы ветра.
Исход дня не сулил ничего хорошего Тяжелые тучи неслись по небу, предвещая ливень. Гористый остров казался иссиня-черным, вода же была светлая, яркого желто-зеленого цвета. Над морем ветер задувал бешеными шквалами, поднимая высокие пенистые валы и опасную зыбь. Я налегал на весла изо всей силы и, с ужасом вглядываясь в подветренный берег — линию бурунов и крутых скал, ясно сознавал возможность крушения. Рокуэллу, который все время мужественно греб, тяжело доставалась борьба с разгулявшимися волнами и ветром. К счастью, только в редкие минуты он понимал, какая опасность нам грозила.
Теперь мы все время гребли под прямым углом к намеченному курсу. Вся надежда у меня была на то, что удастся повернуть лодку против ветра раньше, чем бушующие волны и буря одолеют нас и понесут прямо на страшный берег, где уж явно нечего было ждать спасения. Став против ветра, я имел выбор между двумя возможностями: укрыться в какой-нибудь бухте или, подгоняемый ветром, продолжать путь к Лисьему острову. Море так и бурлило под беспрерывными ударами ветра, взбивавшего брызги в пар, гигантский котел кипел. Я пригнулся к веслам и собрал все свои силы до последней капли, чтобы противостоять буре. То были грозные минуты, потому что я ясно видел, что нас ожидает, если мы прекратим борьбу и проиграем сражение.
— Папа,- вдруг слышу я за спиной в самый трагический момент тоненький голосок Рокуэлла,- утром, когда проснусь, я иногда играю, как будто мои пальцы на ногах еще спят, и я велю большому пальцу подняться первым, потому что это палец-папа.
В другой раз, когда Рокуэлл чуть-чуть, ну самую малость, испугался, он сказал:
— Я ведь хочу стать моряком, поэтому учусь не бояться…
В конце концов нам удалось повернуть к острову. Это случилось как раз в той единственной точке, в которой мы могли и должны были повернуть, если судьба нам благоприятствовала. Прикрытия острова мы достигли с невероятной быстротой. Волны, обгоняя друг друга с бешеной скоростью, бурлили за кормой, словно хотели поглотить нас, а потом так быстро и ровно несли на своих гребнях, что, если б не страх, это было бы самым успокоительным и приятным движением на свете. Когда мы огибали мыс у входа в бухту, буря последним отчаянным усилием накренила наше не имеющее паруса судно и понесла прямо на скалы. Прошли минуты, прежде чем мы смогли выровняться и, поставив лодку против ветра, отгрести от берега, до которого оставалось не более двадцати футов. Олсон уже поджидал на берегу со снастями, готовясь вытащить лодку из прибоя. Пристали благополучно. Я поглядел на часы: было четверть шестого (на последние четыре мили у нас ушло три часа!).