В духе времени
Шрифт:
— КПЗ, что ли?
— Да нет, — и глазом не моргнув, отозвался он. — Столовая при цирке. Туда мало кто ходит. Разве только Ваня Грозный там сейчас сидит.
— Кто? — протянула я.
— Ваня Грозный. Это карлик из шоу. Забавный, кстати, человек. Он не умеет писать, зато говорит на восьми языках. Вот такой типаж. Если бы не пил, цены б ему не было.
Я кивнула:
— Ну хорошо, пойдемте к вашему Ване Грозному. Если уж вы говорите, что больше там никого нет и никто на ушах сидеть не будет.
Столовая, о которой говорил Голокопытенко, в самом деле оказалась чрезвычайно безлюдным
— Тот же Ваня Грозный рассказывал мне, что когда они были на гастролях в Израиле, а там постреливали да взрывали, то евреи, из наших, российских, вывешивали на двери таблички: «Все ушли на фронт. Будем через час». Кстати, его нет, — сказал Голокопытенко, окидывая взглядом шеренги пустых столиков.
— Кого?
— Вани. Ну да ладно, без него даже лучше. А то он как напьется, то такую чушь начинает пороть, что мало не покажется.
— Куда пресси, пьянь… ви-ы-ышь, написано — закрррыто? — донесся рев из-за стойки, и следом оттуда вынырнула кудлатая рыжая голова со съезжающимися на переносицу щедро-синими глазами. — По-русски написано же…
— Опять нажрался, — сурово сказал Голокопытенко. — Твое место где? У ящиков. Ты грузчик, а опять из себя бармена разыгрываешь. Где буфетчик? Романыч, говорю, где?
Наконец появился буфетчик. Нам был отведен столик и поданы вкусные блинчики с мясом и сметаной, а также чай с вареньем. От водки Голокопытенко отказался даже решительнее, чем я.
Мы сидели за угловым столиком. Окно рядом закрывала тяжелая темная портьера, и шум вечернего города доносился в виде слипшихся, с трудом различимых шепотков. Где-то в глубине подсобных помещений столовой буфетчик Романыч распекал не в меру ретивого рыжего грузчика, поминая его родню и делая упор на матушку.
Более укромное место найти в самом деле было трудно.
— Занятно. У вас тут, я так понимаю, кредит доверия, — сказала я.
— Что-то вроде того. Цирковые — ребята хорошие, только беспутные. Мы уж по соседству смотрим сквозь пальцы на их выходки, а они тоже нам как могут помогают. Мы вот в их столовую ходим…
— Ясно.
— Вы уж простите, что я к вам пристал с этой «Дивой», — выговорил Голокопытенко. — Просто я отвечаю за расследование по исчезновению тигра. — Я едва не фыркнула от смеха, услышав последнюю фразу. — И взял, значит, на заметку самого директора, хотя он клянется и божится, что с громадным удовольствием вернул бы животное, просто не знает и ума не приложит, где его искать и кто мог похитить огромного хищника из запертой клетки, да так, что никто и не заметил. Так вот, — продолжал лейтенант, — я человек въедливый и занудный и ни от кого особенно это не скрываю. И раз я взялся за дело, пусть оно даже провисает, то считаю: нужно рассматривать ситуацию со всех ниточек, со всех концов. Понимаете? А этот Нуньес-Гарсиа, черти б его драли со всей его фамилией, толком ничего не говорит, только шарахается в какие-то никому не нужные мелочи.
Тут я мысленно согласилась с лейтенантом.
— Все ребята из нашего отдела сейчас брошены на отработку убийства Троянова — авторитета по кличке Тройной. Милый человек, — отрекомендовал почившего Голокопытенко, прожевывая блинчик с мясом, щедро политый сметаной. — Я с ним
Я разулыбалась во весь рот, еще пока Голокопытенко рассказывал о содержании бейджа, а когда он задал свои вопросы, и вовсе рассмеялась.
— Нет, лейтенант, не собака. Экстерьер — это то, что находится снаружи, в отличие от интерьера — объединяющего все, что находится внутри. В нашем случае «дизайнер экстерьера» — это и есть дворник. Он ведь подметает двор или там чистит снег. Выходит, правильно ваш профессор написал. Лейтенант, я хотела у вас спросить, как вас зовут? Вы начали было представляться, да что-то умолкли. От сияния моего величия, наверное.
— Я же сказал.
— Вы сказали: «Голокопытенко Влади…» Владимир? Владислав? Владилен, может быть? У меня был один знакомый — то ли осетин, то ли лезгин, — так его вообще Владикавказ звали.
— Володя я. Владимир Голокопытенко, лейтенант Волжского РОВД города Тарасова, если официально. Так вот, я говорил про то, что наш отдел брошен на расследование тройного убийства. Трех человек то есть. А главное в этом тройном убийстве — убийство Тройного, то есть Троянова Павла Петровича.
— Да вы мастер каламбура, Володя!
— Калом… бура… м-м-м. Да. Понятно. Вы, Женя, наверное, в курсе, что, кроме Тройного, убили еще двоих: Кабаргина, начальника охраны Троянова, а еще девицу как раз из эскорт-агентства «Дива», некую Вику. Викторию Алексееву. Кстати, «Диву» держит Троянов. То есть держал. Не повезло девушке — попала под раздачу… — Голокопытенко сделал паузу, крупным глотком ополовинив стакан с чаем.
Я уже несколько вошла в ритм повествования лейтенанта Голокопытенко и потому не стала пришпоривать его очередным «почему?» и «что, простите?», а просто последовала его примеру и отхлебнула чаю. В самом деле, он для столовой был куда как недурен.
— Теперь перейдем к директору цирка, — продолжил лейтенант. — Федор Николаевич утверждает, что в квартире, когда в нее залезли, он был вдвоем с коллегой, а на дачу ездил один, в компании с вином и мясом. Компания, конечно, отличная, сам бы от такой не отказался, но зарплата не всегда позволяет…
«А взяток ты, лейтенант, не берешь, — подумала я, — оттого и носишь фамилию Голокопытенко, а не, скажем, Мохнатолапенко…»
— Но мне показалось, что директор врет. Я обследовал его квартиру, в которой они пили с дрессировщиком Павловым. Так вот, пили они из трех — понимаете? — бокалов. Более того, пили старое коллекционное вино, так что в бокалах остался осадок. Во всех трех. Я не думаю, что Гарсиа и его собутыльнику пришла в голову блажь разлить вино непременно по трем бокалам, хотя их самих было двое.