В душе февраль, или Мне нечего терять, кроме счастливого случая (Охота на мужа-2, или Осторожно: Разочарованная женщина)

Шилова Юлия Витальевна

– Я же сказал: не дождешься.

– Ну и ладно… Я пошутила. Слушай, лечу на таком самолете первый раз.

Вдруг сверкнула страшная молния и пошел сильный ливень вперемешку с градом.

– Что это? – Я вжалась в кресло и от страха снова закрыла глаза.

– Как что? Гроза. Нужно найти площадку, куда можно сесть. Кругом лес. Если садиться на деревья, разлетимся в куски. Нам нужен луг или приличная дорога.

Началась ужасная качка, у меня на лбу выступил холодный пот.

– Макс, мы падаем! Бог мой, мы падаем! Бог мой! – завопила я.

–

Сиди спокойно и не ори под руку, – глухо проговорил не менее перепуганный Макс, который пытался скрыть свое состояние. – Ищи место для посадки. Это самое главное.

– Я ничего не вижу!

– Не ори.

– Мы упадем! – завопила я и получила от Макса капитальную затрещину.

– Не смей меня бить! – Я почти визжала и с ужасом смотрела на полыхающие в небе молнии. – Кто дал тебе право на меня руку поднимать?

– Сиди спокойно и не нервируй меня. Я же просил – заткнись! Если тебе страшно, закрой глаза. Если не замолчишь, я выкину тебя из самолета.

Его слова на меня подействовали, я замолчала, но это не означало, что успокоилась и перестала бояться. Я была на грани истерики. Макс сидел с каменным лицом, костяшки пальцев на штурвале побелели от напряжения. Самолет кидало из стороны в сторону.

– Мы не разобьемся? – не выдержала я.

– Нет. Все будет нормально, если будешь спокойно сидеть и страдать про себя.

Я вытерла слезы и забормотала:

– Я знала, что мне никогда не убежать из этого дома. Знала… Может, и вправду говорят, что его покидают только мертвые… Ведь этот дом полон мистики. Все время стояла хорошая погода, а как только мы собрались бежать, видишь, что случилось.

– Обыкновенная рядовая гроза.

– Нет, это знак свыше.

– Не говори ерунды. Надо садиться. Так я еще никогда не летал.

– Как?

– Неизвестно где и неизвестно куда. Это называется полет вслепую, да еще и погода такая ужасная. Ничего, зато будет что вспомнить.

– А ты оптимист.

– А по-другому нельзя.

Самолет затрясло. Макс испуганно посмотрел на меня и закричал:

– Нагнись!

– Что?

– Нагнись! Нагни голову к коленям и обхвати ее руками!

– Зачем?!

– Делай, что говорю!

Я быстро нагнулась и обхватила голову руками.

– А ты?

– Так и сиди. Я сейчас буду снижаться.

– Господи, господи… – словно в бреду шептала я, тихонько всхлипывая. – Господи, помоги. Господи, сохрани. Может быть, я не так религиозна, но я всегда в тебя верила, Господи… Я всегда в тебя верила. Если я спасусь, я поставлю ровно столько свечек, на сколько хватит денег. Если я спасусь… Я же знаю, что ты есть. Я это знаю. Ты всегда меня берег и выручал. Так выручи еще раз. Пожалуйста, выручи…

Показалось, что мое сердце не выдержит и разорвется. Лопнет еще до того, как развалится самолет. Ведь в авиакатастрофах есть люди, которые погибают еще до развала машины. От жуткого страха у меня свело живот и онемели ноги. Внутренний голос твердил, что это конец.

Буквально в считанные секунды я подумала

о Денисе, Светке, о своей милой, заботливой и любимой маме… О всех, кто меня любил и кто сильно меня ненавидел… Я простила всех, кто когда-либо сделал мне больно и навлек на меня беду.

Я пожелала долгих и счастливых лет жизни своим врагам, которых у меня практически и не было. Мира и любви тем, кто меня никогда не любил, кто мне страшно завидовал и старался поставить подножку в самый тяжелый момент. Кто не подавал мне руки и никогда не помогал подняться. Удачи вам всем и спокойствия. Затем я попросила прощения у всех, кому сделала больно и кому нанесла хоть какую-то обиду. А их много. Их очень много. Я просила прощения за свой эгоизм, за свою беспринципность и за свою черствость. Я умоляла простить меня за то, что никогда не умела любить. Наверно, именно поэтому меня никогда не любили другие. Я просила прощения у своих мужчин, половину имен которых я даже не помню. Но одно имя запало мне в душу. Мельников Владимир… Молодая, бесшабашная девчонка и взрослый, перспективный мужчина… Неудачница и удачливый адвокат. Я прошу у тебя прощения за мою молодость и твою зрелость. За мою беспечность и твой разум. За твою боль и мое безразличие. За твое приобретение и мою потерю. За твою устроенность и мое одиночество.

Я попросила прощения у своих родственников, с которыми никогда не была близка, но которых всегда любила. Пусть скрыто, но честно. Я люблю вас всех, хоть вы и такие далекие, но вы совсем не забытые. Я люблю вас и очень переживаю за то, что так и не смогла сказать этого раньше. Наверно, никогда нельзя скупиться на чувства. Никогда. Но это не мы скупимся на них. Нас заставляет скупиться жизнь.

– Черт побери! – прокричал Макс. – Двигатель отказал! Нужно срочно садиться! Попробуем сесть на пузо! Можем загореться!

Я по-прежнему сидела, уткнувшись в колени, и боялась пошевелиться. Конечно, я могла приподняться и посмотреть, что там за окном, но я совершенно не хотела этого делать. Вернее, не могла, потому что не чувствовала ни рук, ни ног. Только ноющую боль в животе, отдающую в левую руку… Я знала – там за окном зловещая темнота, наверное, такая же зловещая, как сама смерть. Там дождь, ветер, а может, и оранжевое пламя, окутывающее самолет.

Почувствовав, что самолет падает, я сжалась в комок и услышала, как Макс выматерился. Я не надеялась на счастливую посадку. Я знала, что мы оба погибнем.

– Согнись и не вздумай поднимать голову, а то останешься без нее! – прокричал Макс, но я его уже не слушала.

Неожиданно меня вырвало, и я чуть было не захлебнулась в собственных рвотных массах.

Даже не пытаясь вытереться, я попыталась вспомнить, что же можно сделать при авиакатастрофе? Что можно сделать для того, чтобы выжить? Прыгнуть с парашютом. Но у нас его нет.

Прыгать без парашюта так же бессмысленно, как высунуться в иллюминатор и звать на помощь. Надеяться на спасателей, которые должны нас искать после того, как мы упадем?..