В её глазах
Шрифт:
Я так радуюсь этой паре часов отсрочки, что с воодушевлением хватаю сэндвич. По тому, что самый яркий момент моей рабочей недели – это пятничный завтрак, можно сделать закономерный вывод, насколько скучная и размеренная у меня жизнь. И все же в ней есть место бекону. Не все так плохо. Набрасываюсь на сэндвич, смакуя пропитанный маслом теплый хлеб и солоноватое мясо. Я из тех, кто ест, когда нервничает. Хотя, будем честны, я просто из тех, кто ест. Когда нервничает, когда расстроен, когда счастлив. Мне все едино. Нормальные люди в процессе развода теряют килограммы. У меня все было с точностью до наоборот.
Официально наш рабочий день начинается только через двадцать минут, так что мы устраиваемся за маленьким столиком и пьем чай,
Не замечаю выползший из сэндвича кетчуп, пока не становится слишком поздно. И вот уже ярко-красное пятно красуется на моей кремовой блузке, прямо посреди груди. Сью, всплеснув руками, немедленно подскакивает ко мне и принимается поспешно промокать его салфетками, а потом влажной тряпочкой, но все ее старания приводят лишь к тому, что чуть ли не половина блузки начинает просвечивать, а розоватое пятно по-прежнему предательски проступает на ткани. Лицо у меня пылает, шелк липнет к спине. Отличный день, с самого утра все наперекосяк. Я уже это чувствую.
Со смехом отмахиваюсь от ее попыток привести меня в порядок и иду в туалет, где пытаюсь подставить мокрое пятно под сушилку для рук. Высушить блузку до конца не удается, но, по крайней мере, из-под нее больше не просвечивает мой слегка застиранный кружевной лифчик. И на том спасибо.
Против воли смеюсь над собой. Кого я пытаюсь обмануть? Это просто-напросто не мое. Я чувствую себя куда уверенней, обсуждая последнюю серию «Ботов-спасателей» или «Ужасного Генри» с Адамом, нежели пытаясь изображать умудренную жизнью современную женщину. Ноги у меня уже болят от двухдюймовых каблуков. Я всегда считала, что это нечто такое, что приходит с возрастом, – умение ходить на высоких каблуках и всегда хорошо одеваться. А выясняется, что – во всяком случае, для меня – это был всего лишь мимолетный этап моей тусовочной жизни, когда мне было чуть за двадцать, а теперь мой удел – джинсы, свитеры, кеды и вечный хвостик на голове. И в качестве дополнительного аксессуара – черная зависть к тем, кто до сих пор находит в себе силы рыпаться. К тем, у кого есть причина рыпаться.
«Она-то наверняка носит высокие каблуки, – думаю я, оправляя одежду. – Дура ты дура. Ходила бы и дальше в брюках и туфлях на плоской подошве».
Сегодня утром нам никто не звонит. Пытаясь отвлечься от стрелки часов, которая неумолимо ползет к десяти тридцати, выделяю в системе файлы пациентов, записанных на понедельник, и составляю список тех, кто должен прийти на прием до конца недели. Ему уже передали копии карточек самых сложных пациентов, но я хочу показать себя квалифицированным сотрудником, поэтому готовлю все карточки по списку. Затем распечатываю всю электронную корреспонденцию, которая, на мой взгляд, может представлять какую-либо ценность или важность или же была оставлена менеджментом без внимания. После чего печатаю и ламинирую список контактных телефонов ближайшей больницы, полицейского участка и разных прочих организаций, которые могут ему понадобиться. Как ни странно, все это в самом деле действует на меня успокаивающе. Образ мужчины-из-бара меркнет в памяти, превращаясь в образ моего начальника. При этом его лицо пугающе сливается с лицом старого доктора Кэдигена, которого он сменил.
В десять я отношу распечатки ему на стол и раскочегариваю кофеварку в углу, чтобы к приходу его уже ждал свежесваренный кофе. Потом проверяю, не забыла ли уборщица поставить в маленький холодильник, замаскированный под шкафчик на манер отельного мини-бара, свежее молоко и есть ли в сахарнице сахар. Покончив с этим, поддаюсь искушению взглянуть на фотографии в серебристых рамках у него на столе.
– Прошу прощения?
Тот самый голос с легким шотландским акцентом застает меня врасплох; я едва не роняю фотографию, потом поспешно пытаюсь поставить ее обратно на стол и невольно смахиваю с него аккуратную стопку бумаг. На пороге стоит он собственной персоной. Только что съеденный сэндвич с беконом подступает обратно к горлу. О господи, я и забыла, как сногсшибательно он выглядит. Почти белокурые волосы, блеску которых я могу только завидовать. Достаточно длинные надо лбом, чтобы можно было запустить в них пальцы, но при этом не выглядят неряшливо. Синие глаза, проникающие прямо в душу. Кожа, к которой так и хочется прикоснуться. Я с усилием сглатываю. Он из разряда тех самых мужчин. Просто потрясающий. Лицо у меня пылает.
– Ты… вы же должны были до половины одиннадцатого быть на совещании, – лепечу я, готовая провалиться сквозь ковер прямо под землю в огненную геенну стыда.
Меня застукали в его кабинете разглядывающей фотографии его жены, точно какую-то полоумную преследовательницу. Господи боже мой.
– Господи боже мой, – произносит он, точно подслушав мои мысли. С его лица сходит вся краска, глаза расширяются. Вид у него потрясенный и ошарашенный одновременно. – Это ты… вы.
– Послушайте, – говорю я, – между нами ничего не было, мы просто слегка перебрали и увлеклись, но это ведь был всего лишь поцелуй, и, поверьте, я совершенно не собираюсь никому об этом рассказывать. Думаю, если мы оба постараемся забыть о том, что произошло, у нас не будет никаких причин враждовать и никто ни о чем не узнает…
Слова льются у меня изо рта бессвязным потоком, и я не в силах остановить их. Чувствую, как под слоем тонального крема на лице от смущения выступают капельки пота.
– Но, – он с наполовину озадаченным, наполовину встревоженным видом торопливо закрывает за собой дверь, и я не могу его винить, – что вы вообще здесь делаете?
– Ой… – Впопыхах я позабыла сказать самое главное. – Я ваш секретарь и администратор. Три дня в неделю. Вторник, четверг и пятница. Пришла положить вам на стол кое-какие бумаги и увидела… – киваю на фотографии. – Ну и в общем…
Замолкаю, не в силах произнести «я рассматривала вас и вашу красавицу-жену, как сумасшедшая психопатка».
– Вы – мой секретарь?! – У него делается такое выражение лица, как будто он получил удар под дых. – Вы?!
Нет, это, пожалуй, даже не под дых. Это, пожалуй, несколько ниже. Мне даже становится его немного жалко.
– Я все понимаю. – Пожимаю плечами и строю, без всякого сомнения, омерзительную комическую мину. – Какова вероятность такого совпадения?
– Когда я месяц назад приходил поговорить к доктору Кэдигену, тут была другая женщина. Не вы.
– Постарше, такая немного чопорного вида? Это Мария. Она закрывает оставшиеся два дня. Ей уже пора на пенсию, но она работает здесь лет сто, и доктор Сайкс ее любит.
Он так и стоит у самой двери. Ему явно нелегко переварить все происходящее.
– Я в самом деле ваш секретарь, – произношу я уже медленней. И спокойнее: – Я вовсе не безумная преследовательница. Поверьте, мне тоже не так легко. Я видела вас вчера, когда вы заходили. Мельком. Потому что потом я спряталась.
– Вы спрятались?