В эльфийской резервации
Шрифт:
– Даже не думайте, братья! – вскипел возмущением Эрдал, поняв, что народ леса всерьез намерен послушаться фельдъегеря, как, собственно, всегда это делал. – Вы же слышали: она собирается уничтожить нашу реликвию. А ну отдай кувшин, ведьма! Отдай, или мы заберем его силой!
– Да нет никакого кувшина! – с едва заметной истеричной ноткой воскликнула Аня, будучи больше не в силах бороться с этим бараньим упрямством. – Нет порошка, нету, слышите? Съела я его, уничтожила. Всё. Забыли.
Толпа ахнула. Немногочисленные женщины всплеснули руками и прикрыли рты. Все ошарашенно уставились на девушку, а та вдруг осознала, что шутку,
– Да, съела, - неожиданно для самой себя повторила Аня, решив, что уже все равно, как, лишь бы закончить этот разговор. – Разбадяжила кипяточком и проглотила, как горькую настойку. И болею теперь. Может, даже сдохну за правое дело. Еще вопросы есть?
Из ослабевшей руки Эрдала Змееборца выпал посох и плашмя глухо шлепнулся на перекопанную землю перед оградой. Похоже, он тоже поверил. В толпе еще висело оглушительное молчание, но лица уже потихоньку отмирали, и вот-вот обсуждение новости должно было вспыхнуть с новой силой, грозя выплеснуться за пределы Аниного сознания.
– Идите уже по домам, - из последних сил сказала она, хватаясь за леску, на которой держались занавески, будто за соломинку. – Ни ушастые, ни безухие – никто не будет велик и бессмертен. Живите в мире. Живите, как все.
– Но… - вяло подал было голос Эрдал Змееборец, но тут его грубо пихнул в бок старейшина Озерного края и укоризненно покачал головой. Поверив в то, что предмет спора исчез, умный дядечка, прекрасно осведомленный о возможностях современной военной промышленности, благоразумно решил не связываться с чокнутым начальством и вернуться к обычной жизни. Народ начал было расходиться, но не тут-то было:
– Докажите, - неожиданно потребовал старейшина Тополь, сдвинув брови.
– Как? Блевануть, что ли? – скривилась Аня, ощутив сильнейший спазм внизу живота. Боль была такая, какой не бывало со времен подросткового возраста, когда еще только налаживались ее женские циклы. Это еще что за новости? Неужто выкидыш? А и ладно. Все проблемы одним махом. Потом можно спокойно лечь и умереть.
– Покажите кувшин, - потребовал старейшина. – Если все так, как вы говорите, и порошка больше нет, кувшин должен был остаться.
Эрдал Змееборец, оживившись, закивал и выпрямился. Народ выжидательно замер, прекратив движение. Назревала новая волна конфликта.
– Опять двадцать пять, - Аня в отчаяньи запрокинула голову, будто испрашивая у небес кары на эти буйные головы. – Дай да подай им кувшин.
– Слушаюсь, хозяйка, - неожиданно сказал все еще стоящий в комнате Микола и исчез в сенях, а четверть минуты спустя появился с изящным серебряным кувшинчиком в руках, размером едва ли больше груши. Кувшинчик был покрыт затейливой вязью и умело инкрустирован мелкими, но ярко сверкающими камушками, похожими на брилланты. Ручка была то ли перфорирована, то ли сплетена из серебряных нитей, и напоминала кружевную ленту. А еще кувшин едва заметно флюоресцировал. Внешний вид вещицы был настолько уникальным, что не оставалось никаких сомнений: она действительно принадлежит другой эпохе и другому миру. Игорь сполз по стеночке, раскрыв
Девушка вскинула на гиганта глаза, дрожащей от слабости рукой приняла сосуд и заглянула внутрь. Кувшин был пуст.
– Это он, - сказал старейшина Тополь, разглядев в полутьме спорный предмет. – Это кувшин моего сына!
Толпа снова ахнула и стала полниться шепотками. Убедившись, что Священный Грааль действительно пуст, Аня вздохнула с облегчением. Похоже, небеса ее все-таки услышали, и кое-кто разобрался с этой проблемой до нее.
– Держите, - сказала она, протянув сосуд старейшине. – На память о сыне. Он был героем, что не побоялся уничтожить яблоко раздора. И… примите мои соболезнования.
Руки старика дрогнули. По щеке скатилась слеза и канула внутрь кувшинчика. Старейшина кивнул, весь как-то сразу осел, развернулся и пошел прочь, унося единственную вещь, что осталась от его сына. Несколько человек, неуверенно оглядываясь, потянулись следом. За ними еще с десяток. А потом уже и вся толпа. Даже Эрдал Змееборец, что-то недовольно бормоча себе под нос, подобрал богато отделанный посох и поплелся следом. Очень вовремя: вдалеке уже слышался вой сирены. Это ответственные стражи порядка в кои-то веки отреагировали на массовый испуг старушек, проживающих на Прокопьевском переулке, и спешили арестовать зачинщиков беспорядка.
– Ребят, с полицией разберитесь, ладно? – вяло попросила Аня у оставшихся с ней Игоря и Миколы и почувствовала, как после очередного спазма в животе из нее вытекает горячая жидкость. По телу волнами прокатилось облегчение. Это даже не выкидыш, это банальные месячные, запоздавшие на пяток дней из-за стресса. Она не убийца. И не мать-одиночка, обманувшая работодателя. Ничего не было. Все надумано, все ерунда. Можно, наконец, спокойно лечь и умереть.
Счастливо улыбнувшись, Аня закрыла глаза и повалилась назад – в объятия пустоты и долгожданного обморока. Ну и в руки Игоря, разумеется.
Эпилог
Из все еще открытого окна подул ветерок, тронул ее вспотевший холодный лоб, освежая мысли. Девушка потихоньку приходила в себя. Обморок отступал так же незаметно и быстро, как и свалил ее на пол. Мир был прекрасен. Звезды подмигивали из небесной дали, а луна светила ровно и ярко. Будучи при этом загороженной головой вездесущего Игоря, она подсвечивала его лохматую шевелюру, отчего та сияла, будто солнечная корона во время затмения. Наверное, ничего и не было. Аня просто заболела, и ей приснился кошмар. Толпа эльфов и вовсе ей только привиделась. Как и кувшинчик. По крайней мере, в это хотелось верить.
Из открытого окна доносились односложные ответы Миколы полицейским: да, был выстрел; нет, никого не ранило, просто заряженное ружье упало и при ударе выстрелило. Вот вам пустая гильза, вот застрявшая в бревне пуля, вот ружье, вот лицензия на него. Чего такая древняя? Так не охотимся больше, вот и не обновляли. Ружье-то покойному принадлежало. Изъять оружие? Да, конечно, забирайте, все равно не пользуемся. Сами испугались, когда выстрелило. Всего доброго, легкой службы.
Эйфория заструилась по венам девушки, будто кто вколол ей наркотик. Аня вздохнула полной грудью. Вдох с непривычки отозвался режущей болью, но все равно был таким сладким. Выражение безграничного счастья растеклось по ее лицу.