В финале Джон умрет
Шрифт:
Молли нервничала, бродила по ночам вокруг кровати, словно часовой. Однажды утром собака разбудила меня, прижавшись мокрым носом к локтю. Я выпустил ее из дома, и она без оглядки помчалась по улице.
Вскоре после этого они — кем бы «они» ни были — попробовали новый метод: радио. В моей голове звучали искаженные версии песен. Мне заводили легкие, танцевальные мелодии с текстами про изнасилования в тюрьмах и инцест, а однажды — композицию «Stairway to Heaven», в которой неоднократно повторялось мое имя. Новая версия играла в оживленном торговом центре (хотя, конечно,
Если честно, меня проняло — несмотря на то, что рифмы оказались так себе. Ну а какое слово рифмуется с «мастурбацией»?
Постепенно я пришел к выводу, что у этих теней такое же чувство юмора, как и у четырнадцатилетних подростков.
Именно тогда наши отношения с Джен стали разрушаться — хотя, возможно, они потихоньку ухудшались с самого начала. Она что–то заподозрила — в основном потому, что я слушал гораздо больше рок–баллад 80–х годов, чем обычно, — а заподозрив, приставала ко мне с расспросами до тех пор, пока не раскололся и не выложил все начистоту.
Выслушав меня, Дженнифер кивнула, сказала, что все понимает, а затем отправилась к своей подруге Эмбер — якобы для того, чтобы помочь ей ухаживать за новорожденным. При этом Джен захватила с собой всю свою одежду и на следующий день не вернулась. Я расстроился, сидел и думал о том, мы буду день за днем возвращаться в пустой дом, где меня не встретит даже Молли.
Однажды вечером, несколько недель спустя, я ехал с работы домой, и в мозгу крутилась только одна мысль: сейчас я заеду в магазин, куплю пирог и съем его целиком. За один присест. Целый пирог.
По радио играла переработанная сверхъестественным образом песня группы «Duran Duran». В припеве повторялось слово «Африка», и какая–то команда подражателей под названием «Toto» превратила композицию в обличительную речь против черных. Я постарался выбросить песню из головы.
Зазвонил телефон.
Как всегда потрясенный тем, что не выключил его, я нащупал пищащий телефон в кармане куртки. На экране определился номер Джона. Я нажал на кнопку.
— Нет.
— Дейв! Как хорошо, что я тебя поймал. Только что звонил мой дядя: он просит нас помочь ему в одном деле. Ну, типа, в качестве консультантов.
— Твой дядя? Танцор в клубе? И по какому вопросу мы будем его консультировать?
— Нет–нет, не тот дядя! Дядя Дрейк, полицейский. На месте преступления творится что–то странное, и он просит, чтобы мы на это взглянули. Западная Двадцать третья улица, дом номер тысяча восемьсот восемьдесят, рядом с торговым центром.
Я задумался. Нам позвонили из полиции? У них там что, какой–то призрак? И нам нужно разобраться с ним, словно мы — чертовы Скуби–Ду?
— Нет. Мы это уже обсуждали. Я отправляюсь домой есть пирог.
— Кажется, они нашли Молли.
— Что?
Молли ? Может, она угнала еще одну машину?
— Заезжай за мной. До скорого.
— Джон, я никуда не поеду. Я…
Но связь уже прервалась.
Я выругался и потер лоб. По радио расистские вирши
«Отправим их обратно в А–а–африку…»
Я потянулся к выключателю — и увидел, что радио не работает.
Приехали, блин.
Я заехал за Джоном, ведь он остался без средств передвижения: банк забрал мотоцикл за долги, и вернуть «железного коня» не помогли даже сверхъестественные способности.
Мы повернули на 23–ю улицу — идеальный ряд домов модного кофейного цвета, со сверкающим внедорожником у каждой двери. Найти нужное здание оказалось легко: вокруг него теснилось столько полицейских машин с красносиними маячками, что все вместе они походили на корабль пришельцев из «Близких контактов третьей степени».
«Если кто–нибудь прикажет нам убираться, уезжаем немедленно, — подумал я, когда мы остановились в квартале от места преступления. — Хоть один неодобрительный возглас — и катимся восвояси».
Мы проехали мимо синего «джипа» с номером STRMQQ1. Слегка нахмурившись, Джон оглядел его. На лужайке перед домом стояли четверо растерянных полицейских; похоже, каждый из них чувствовал себя увереннее от того, что рядом вооруженный напарник. На нас уставились четыре пары глаз.
— Не волнуйтесь, мы уже здесь, — сказал Джон.
Эта реплика полицейских разозлила. Они нас знать не знали, и от неприятностей нас спасло только появление Дрейка, дяди Джона, здоровенного малого в полицейской форме, с солидным животиком. Свой шрам на верхней губе Дрейк пытался скрыть, отрастив неаккуратные усы.
— Привет, Джонни. Спасибо, что приехал.
Он крепко, по–мужски пожал руку Джону.
— Так что тут происходит?
— Ты знаешь, чей это дом?
— Строма Кьюзвана? — предположил Джон.
Секунду Дрейк растерянно молчал.
— Э–э, нет. Он принадлежит Кену Филипу, метеорологу с пятого канала.
— А, — сказал Джон. Похоже, этот ответ его не удовлетворил. Я взглянул на номер машины — STRMQQ1.
— Буквы Q должны напоминать пару глаз, — сообщил я Джону. — Надпись означает «Следящий за бурей».
Джон посмотрел на номер, потом на меня, затем снова на номер. Тут я впервые обратил внимание то, что большое окно гостиной разбито и занавески шелестят на ветру.
— Значит, кто–то убил метеоролога? — наконец сказал Джон.
— Типа того. Бьюсь об заклад, такого странного зрелища тебе видеть не приходилось.
— Сильно в этом сомневаюсь.
— Мы еще вдом не вошли. — Дрейк повернулся ко мне. — Там еще эта собака. Джон сказал, что она, похоже, твоя.
За занавесками ничего не было видно, и поэтому я подошел к двери и заглянул в гостиную через декоративное окошечко. На кожаном диване сидела девушка чуть моложе меня, с шелковистыми рыжеватыми волосами, собранными в хвостик. Редкие пряди падали на гладкий лоб и прекрасные карие глаза. Короткие шортики практически не скрывали самую идеальную пару загорелых бедер на свете. Я невольно пригладил волосы и внезапно с ужасающей ясностью осознал каждый дефект своего тела, вплоть до последней унции жира и шрамика на щеке.