В футбольном зазеркалье
Шрифт:
– Н-ну ладно… – Рытвин как бы вынырнул из минутной задумчивости. – На чем мы там остановились-то? А-а, да, да… Нет, дорогой товарищ (это Арефьичу), Серебряков не подойдет. Пускай он посидит еще малость, подрастет. Я вот советовался с командой, – взгляд в сторону Комова, – и у них, понимаешь, свое мнение имеется. Свои соображения…
Повинуясь рытвинскому взгляду, Комов приподнялся и скороговоркой выпалил, что да, он предлагает совсем другую кандидатуру – парень растущий, перспективный, к сожалению, новый тренер несправедливо зажимает, держит
Вопросительно подняв брови, начальник дороги из-за своего огромного стола взглянул на Сухова, тот несколько раз утвердительно кивнул головой. Не опуская бровей, Рытвин перевел взгляд на Маркина и наставительно заметил тренеру:
– Вот видишь. Есть резон? Есть. Советую прислушаться. Скачкова он с прошлого года не замечал, словно его не существовало в команде.
Не поднимая глаз, Арефьич смотрел прямо перед собой в сверкавшую поверхность стола. Губы его были непримиримо сжаты. Мнение команды… Он-то знал, чье это мнение и отчего Комов сводит счеты с Серебряковым!
– Значит, так, – закончил установку Рытвин. – Кто у нас слева-то играет? Сухов? Ага, пойдет. А справа?
– Мухин, – севшим голосом промолвил Арефьич. Рытвин сердито бросил карандаш.
– Вот… опять! Да что вы за этого Мухина уцепились? Какой он гол в прошлый раз не забил, а? Стопроцентный! Нет, Мухина не надо. Пускай посидит, посмотрит, поучится… А вот вам – почему вы Комова к воротам прижимаете? Да с таким ударищем… боже мой! Если даже из десяти ударов у него два попадут в ворота – все! Вот что, выигрыш-то! Разве не так?
Специально он, что ли, нахваливал Комова, точно в пику решению тренера об отчислении того из команды?
Арефьич, решив быть нейтральным, заметил только, что у Комова удаление с поля, следовательно, очередную игру он пропускает автоматически, а там еще добавит спортивно-техническая комиссия Федерации футбола.
– Да? Гм… – Рытвин будто впервые узнал о наказании Комова. Здесь хитровато ухмыльнулся Феклюнин и, покачивая головой, пропел:
– Ох, Родион Васильевич, сядем мы с вами без двух. Без Мухина сядем.
Рытвин строго вскинул голову.
– Как – без двух?
Ему ответил военком Цыбин, постоянный партнер по игре в преферанс.
– Не взяток же, Родион Васильевич, – очков. Надо бы Мухина все же поставить. Уж вы согласитесь!
Поколебавшись, Рытвин подобрал со стола карандаш, снова его бросил.
– За горло вы меня берете, за горло! Ладно, будь по-вашему. Но потом смотрите: близко будет локоть. Ну, все что ли? Тогда закрываем. Завтра, товарищи, быть на стадионе всем. Всем! Лето, ничего не попишешь, переходим на спортивный режим.
Гремя стульями, поднялись с мест: потягивались после долгого сидения и отдувались, будто провернули огромную работу. Вид был такой, словно все, что требуется для победы, сделано, команде же завтра останется одно – выбежать на поле и разгромить соперников.
Из города Скачков ехал в автобусе один. На базе ребята возвращались из душевой, плелись, чтобы свалиться
В своей комнате Скачков увидел Мухина: тот, голый, лежал навзничь поверх одеяла. На животе у него комок смятого сырого полотенца. Когда Скачков, переодеваясь, принялся хлопать дверцами шкафа, Мухин разлепил один глаз.
– Ну что? – спросил он. – О чем говорили? Мельком оглядывая себя в зеркало, Скачков буркнул:
– Да так…
– Меня ставят на игру?
– А почему нет?
Скачкову не хотелось рассказывать, как все было на «чистилище».
– А Владьку?
– Увидишь! – отмахнулся Скачков. Помолчав, Мухин еще спросил:
– О Коме толковища не было?
– А чего о нем толковать?
– Все-таки…
– Пошел он! Чего хотел, того и добился…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Вечером на базе Скачков остановил администратора команды Смольского:
– Как, ленинградцы прилетели? Тот удивился:
– Конечно! Еще вчера.
– И Решетников?
– Конечно!
Он сам встречал команду в аэропорту, размещал ее в гостинице. Кстати, Решетников тоже справлялся о Скачкове: здоров ли, все ли у него в порядке…
Алексей Решетников был капитаном ленинградцев и тоже, как и Скачков, по «специальности» полузащитник. Одно время их обоих приглашали в состав олимпийской сборной, они играли в паре. С тех пор у них сохранялись дружеские отношения, хотя видеться приходилось большей частью лишь на поле, в игре. Зато когда команда прилетала на календарную встречу, кто-нибудь из них обязательно разыскивал другого по телефону. Обычно звонил хозяин гостю, потому что дозвониться из города на базу было делом безнадежным.
– Геш, ты? – обрадовался Решетников. – Ну, привет. А я уже спрашивал о тебе.
– Мне передали.
После расспросов о здоровье и самочувствии Решетников сказал:
– Геш, у нас слух прошел, будто тебе зимой отвал устроили.
– Было, – махнул Скачков.
– Кто вернул? Степаныч?
– Да потолковали, знаешь, вроде бы надо поиграть.
– И правильно. Не торопись.
– А ты думаешь я тороплюсь? – рассмеялся Скачков.
– Как нога, Геш?
– Да вот с ногой-то плоховато, – признался Скачков. – Болит.
– Это худо. Худо, брат…
– Слушай, Леха, у нас недавно слух пошел: Комова будто бы хотите брать?
– Мы? – удивился Решетников. – Или у нас коньяк некому гвоздить? А что его – совсем?
– Вроде…
Поговорили еще о том о сем.
– Так что, Геш, значит, завтра увидимся.
– Выходит…
С каждым поколением футболистов связан свой кусок истории любимого спорта. На долю поколения, к которому принадлежали Скачков и Решетников, выпал период досадных поражений, шараханья от одного заграничного образца к другому, все большей утраты завоеванных позиций. Кроме того им вместе довелось пережить один из самых мрачных дней этого времени.