В глубинах пяти морей
Шрифт:
Я надел свой залатанный «Садко-2», — костюм «сухой», если он не порван. В этом костюме погружался я и в Баренцевом, и Беринговом морях, и в теплых водах Каспия, но нигде не испытывал потребности побыстрее выйти на поверхность из-за того, что сильно замерз. В костюм этот вода не проникает, в нем нетрудно расправить складки, образовавшиеся на глубине, он легко продувается воздухом изнутри. Хотя «Садко-2» немного громоздок по сравнению с «мокрым», но я был доволен им. Ведь мне приходится много фотографировать под водой, а это требует терпения, а иногда и умения затаиться.
Итак, мы вдвоем с Толчинским в беломорской воде. Опять, как и прежде,
Марк нырнул вниз, а я, перебирая одной рукой ходовой канат, опускаюсь не так резво. Перед погружением я брызнул на стекло маски немного холодной воды, чтобы оно не потело при погружении. Теперь мокрые края маски, холодя лицо, напоминают о том, что я в глубине, и заставляют сосредоточиться. В свободной руке у меня фотобокс с аппаратом «Салют». Правда, в хорошем качестве будущих снимков я не очень уверен, ведь осветитель от моего аппарата с двумя лампами-вспышками и системой питания пошел на комплектование фоторегистратора.
Под нами 20 метров глубины, поэтому не сразу увидел я его раму. Но вот серебристая поверхность бокса аппарата и белый металл рефлекторов начинают просвечивать сквозь сине-зеленый сумрак. Наконец видна и вся рама. Зрелище удивительное: металлическая ажурная конструкция с обтекаемыми приборами тремя лапами оперлась на синеватую гряду. Вправо и влево от нее протянулись линии неровных замерших песчаных волн, их бесконечные ряды теряются во мраке, и от этого видимая мной площадка кажется выпуклой, с освещенным центром и размытыми краями. Так и напрашивается сравнение с пейзажем чужой планеты. Но парящий над этой поверхностью человек возвращает меня к действительности. Марк поворачивает ко мне лицо и дает сигнал — мы у цели. К нам спускается еще один аквалангист, вдвоем с Марком они будут размечать площадку перед камерой — будущее поле съемки. Сначала намечают ось съемки, проведя параллельно гребню дюны черту. В этом направлении по хорошо видной на песчаном грунте канавке они втыкают вешки-реперы — стальные прутики, контрастно окрашенные черной и белой красками. Втыкаются вешки на глубину 50 сантиметров, что вполне достаточно, на поверхности остается полтора метра.
Я фотографирую треногу. Течение лишь напоминает о себе, но удержаться на одном месте уже не так-то легко. Аквалангисты работают у самого дна, и им во много раз труднее, чем мне. Чтобы погрузить вешку в плотный, перемытый морской водой грунт, легководолазы долго крутятся, вдвоем нажимая на нее. Они помогают себе, подгребая ластами. Их действия выглядят странно. На поверхности земли, нажимая на лопату или кол, втыкая их в грунт, мы используем наш собственный вес. У легководолаза этот вес уравновешен выталкивающей силой воды. Аквалангист как бы парит в глубине, испытывая чувство, похожее на невесомость. Это приятное чувство, но при работе на дне «невесомость» — помеха. Вот и мои напарники, втыкая тонкие прутки, что на суше не вызвало бы никаких затруднений, тратят очень много времени и сил.
Но вот, наконец, продольный ряд реперов установлен, теперь дело за поперечным. Это и будет масштаб, который поможет измерять смещение дюны. В продольном ряду шесть вешек, поперек устанавливают восемь, крайние — для большей надежности.
Течение все нарастает, и едва я отплываю от рамы, за которую держусь, как поток подхватывает меня и тянет вверх. Делаю рывок, усиленно работая ластами и подгребая одной рукой. Мне удается
Дело принимает серьезный оборот — ведь еще надо поставить треногу, развернув ее на ось съемки вдоль гребня песчаной гряды. Но вот ребята закончили разметку, втроем собираемся у основания рамы. Свой аппарат кладу рядом, и мы, держась за треногу, начинаем ее приподнимать. Это не так трудно: фоторегистратор здесь немного легче, чем на суше.
Наконец справляемся с этой задачей. Во время установки треноги аппарат один раз сработал — значит, прошло 30 минут. Итак, аппарат действует. Яркая вспышка осветила кусочек морского дна, тренога установлена, и хотя первый кадр не тот, что нужно, мы спокойны за остальные снимки — они будут фиксировать гребень волны, и расскажут о том, что происходит с дюной. Пробная съемка началась.
Плыву за своим боксом, оставленным на дне, и опять дивлюсь подводному пейзажу. Песчаные волны впечатляют — таких больших мне еще видеть не приходилось. Песчаные гряды на дне Каспия, например, — просто легкая рябь по сравнению с великанами, распростертыми подо мной. Песчаные поляны на дне Японского моря также разлинованы невысокими волнами, на Беринговом море песчаные участки мне не встречались вообще. Есть наносы песка и в Черном море, но и там гребни их невысоки. Наверное, дело в приливных течениях: приведенные примеры относятся к морям с малыми приливами, а здесь, в Белом море, высота прилива достигает 2 метров.
Подплываю к краю песчаной волны. В свете ламп-вспышек она мне показалась голубой. Но сейчас, в момент борьбы с течением, когда потоки воды срывали с ее макушки вихри песчаных струй, мне было не до этого. Мой красивый ярко окрашенный фотобокс выглядел унылой серой кочкой, наполовину занесенной песком. Еще полчаса, и мне бы его не отыскать, ведь вокруг поднималась настоящая песчаная буря. Мимо меня проносились обрывки водорослей и струи песка. Подхватив аппарат, я устремился вверх. Внизу остались и тренога, и окружающие ее песчаные великаны.
Появляюсь на поверхности в отдалении от катера, ложусь на спину и регулирую ритм дыхания. Сбить его, работая на глубине в закрытом гидрокостюме, дело гиблое. Акваланг неумолимо выдает только расчетное количество воздуха, потребное для хорошей вентиляции легких. Поэтому резкие движения, притом продолжительное время, аквалангисту делать нежелательно: попробуйте побегать в противогазе, и вы поймете, что это такое — сбить дыхание. Зная все это, я развернулся головой против течения, лег на спину и, подгребая ластами, старался оставаться на месте. Мне сбросили с борта конец с привязанным к нему буем. Жду, когда его подгонит течение.
Благополучно возвращаюсь на борт. На поверхности воды потоки также сильны, течение повернуло наши легкие суденышки, и команды катеров ждут разрешения запустить машины: надо начинать подрабатывать винтами, чтобы удерживать катера на месте. Существует правило: нельзя запускать двигатель, пока водолаз в воде. Наконец все собрались на палубе, и можно поднять якоря.
Подъем якоря на малом рыболовном боте — дело несложное, но боцман и два его помощника не могут справиться с этим. Якорь вдруг стал очень тяжелым. Не успев полностью раздеться, спешим на помощь. Наконец на поверхности, к общему изумлению, появляется фоторегистратор — аппарат и верхняя часть треноги. Один из якорей зацепился за кабель вспышки и, оборвав его, согнул стальной уголок стойки рамы.