В годы большой войны
Шрифт:
И снова Анри оказался на улице. Он знал: долго ему так не продержаться. Надо что-то придумывать.
Прошло еще несколько напряженных дней и еще более тяжелых ночей. И вдруг, совсем уж неожиданно, Дюрер встретил на улице… Кетрин Фрайберг. Нет, не встретил — увидел на противоположной стороне бульвара. Она шла среди загустевшей толпы пешеходов. Близился вечер, был конец рабочего дня, и служащие возвращались с работы. Сначала Дюрер приметил вишневый шарф до колен, перекинутый через плечо. Первым порывом было нагнать, остановить Кетрин. Она могла бы помочь…
Анри зашагал по другой стороне бульвара, не теряя из виду вишневый шарф. Подумал: как можно носить такой броский шарф — виден за полквартала…
Около площади, ближе к картинной галерее, Кетрин замедлила шаг, остановилась. К ней подошел бородатый Виктор, в куртке с откинутым капюшоном. Взял Кетрин под руку, и они повернули обратно. Дюрер отвернулся к витрине и следил за ними в отражении зеркального стекла…
Значит, они на воле… Может, и Питер Грамм избежал ареста… Надо искать его… Кетрин и Виктор были рядом. Как они были нужны ему, а Дюрер не мог, не имел права подойти, хотя бы подать сигнал, что он тоже здесь, на свободе…
Так бывает в открытом море после кораблекрушения. Человек, оказавшийся за бортом, на утлом плотике или в полузатопленной шлюпке, видит дымок, контуры корабля, который, ничего не замечая, проходит мимо, обрекая его на гибель, на одиночество….
Но может быть, еще удастся подать сигнал… Дюрер зашагал назад, не теряя из виду вишневый шарф Кетрин. Профессиональная осторожность спасла его. Боковым зрением он увидел: какой-то прохожий остановился перед ними, очевидно спрашивая дорогу. Виктор протянул руку, указывая в сторону канала. В этот момент из-за угла вынырнул черный «ситроен», резко затормозил, и двое в штатском, непонятно откуда взявшиеся на тротуаре, затолкнули Кетрин и Виктора в машину. Все это произошло в одно мгновение…
Арестованы!..
Дюрер прошел к трамвайной остановке, выбрал наиболее отдаленный маршрут, вошел в вагон. Ему повезло, оказалось свободное место. Анри сел и закрыл глаза. Ему нужно было хоть четверть часа подремать, чтобы немного набраться сил.
В тот день Дюреру предстояла встреча со знакомым. О таких встречах никто не знал, даже Питер Грамм. Еще раньше договорились, что они будут встречаться два раза в месяц в назначенное время, в определенном месте. Все строго по расписанию. Но это было давно. Две последние встречи не состоялись. А как сейчас? Выбора не было, и Анри решил выйти на явку.
Была темная сырая ночь, когда Дюрер подошел к церковной ограде. Высокие стены храма заслоняли лиловый свет уличных фонарей. Мелькнула неясная тень человека, стоявшего под аркой. В темноте Анри не узнал его. Спросил — нет ли огня, забыл спички… Связной ответил на пароль и полез в карман. Теперь он узнал его по голосу. Прикуривать не стали.
— Прежде всего, Этьен, что случилось? Провал?
— Нет… Случайные аресты. Захватили рацию, но шифр не обнаружили.
— Но моя квартира под карантином…
— Не знаю… Может, это что-то другое. Попробуем
— Не знаю… Тоже в карантине. Трое суток не спал.
— Запомните адрес… Это недалеко. Квартира пока надежная. Пароль: «Извините, я сегодня опоздал… Меня прислал Мариан». Хозяйку зовут Анжела… Там я найду тебя сам… На всякий случай — по расписанию у моста.
Перед уходом Анри спросил:
— Скажи, у тебя есть аспирин?
Аспирином или таблетками от головной боли называли ампулы с цианистым калием.
— Есть, но ведь это на крайний случай.
— Для этого и прошу…
— Возьми, но только…
— Знаю, знаю, но я не хочу попасть в гестапо.
Дюрер протянул руку и ощутил на ладони два крохотных, скользких цилиндрика, таких маленьких, что сунь за щеку — и никто не заметит.
Этьен пришел через три дня. Рассказал о новостях. Вести были нерадостные. Команда гестапо провела аресты. Какая это организация, Этьен не знал. Брали людей, не имевших отношения к Сопротивлению. Дюрер понял: команде гестапо удалось раскрыть «сторожевую заставу».
Этьен предложил Дюреру поселиться в доме для престарелых, есть такой пансион на окраине. Сопровождать его будет Анжела, под видом сестры милосердия. В случае надобности станет поддерживать связь. Когда активность гестапо поутихнет, Анри перебросят в другое место. Там есть горные районы, полностью захваченные партизанами. Переселиться в дом престарелых надо сегодня.
Анжела заперла квартиру и, передав консьержке ключи, сказала ей, что на неделю-другую уезжает в деревню к племяннице.
На правах больного Анри не покидал дома престарелых. Анжела поселилась в комнатке рядом, облачилась в одежду медицинской сестры и снимала белый халат, косынку только на то время, когда отправлялась в город выполнить поручения Дюрера. Сам Дюрер только раз в неделю выходил в город на связь с Этьеном. Он с нетерпением ждал ответа на последнее свое сообщение о создавшемся положении. Наконец пришел ответ, Этьен изложил содержание депеши: Директор предлагал оборвать все старые связи, не устанавливать новых, перейти в глубокое подполье до получения дополнительных распоряжений.
Анри Дюрер перешел в «карантин». Наступила зима. Дюрер переехал. В горах уже плотно лежал снег, а в долинах было тепло, легкий морозец сменялся по-весеннему теплыми днями. Дюрер, заросший бородой, одетый в поношенную форму железнодорожника, ехал по семейным делам. В соседнем купе ехала Анжела «с племянником» — крепким и сильным молодым парнем, который тайно сопровождал пожилого железнодорожника, по паспорту Симона Вернэ, помощника машиниста, получившего отпуск по семейным делам…
«Карантин» все еще длился. Шли недели, месяцы… Пережили тяжелую зиму: мерзли, голодали, добывали оружие, продовольствие. Выжидали. Ждал и Анри. Томясь вынужденным бездельем, брался за любую работу в отряде, опасаясь только одного: как бы не раскрыть своего инкогнито. Этьен не давал о себе знать. Когда же, когда?!.