В горах ближе к небу
Шрифт:
— Уже девять.
Ангелина Львовна устало поднялась с кресла.
— Пойду к себе…
Звонила действительно Ревина. Прерывающимся от волнения голоском она сообщила, что на ее супруга совершено очередное покушение.
— Ты новости смотришь? Включи телевизор! Сейчас в утреннем выпуске покажут…
— Я… другое смотрю… — пробормотала Закревская.
Машенька, естественно, не поняла, что имеет в виду ее школьная подруга. И хорошо, что не поняла.
— Просто кошмар! — продолжала она. — Ревину в машину подложили бомбу. Я так и знала! Я предупреждала его! «Джип» разнесло на куски… Охранник и шофер погибли.
— А
— Отделался парой царапин. Представляешь? Дуракам везет! — Машенька истерически захохотала. — У него прорезалось какое-то дьявольское чутье. Говорит, что почувствовал неладное за секунды до взрыва, открыл дверцу и на полном ходу выскочил из машины. Прямо на Кутузовском, под колеса встречного транспорта. И хоть бы что! Никто его не задавил. Куча машин столкнулись, но Ревин остался жив и невредим. Как тебе это нравится?
Ангелина Львовна не знала, что сказать.
— Правду говорят, будто блаженных бог хранит? — серьезно спросила Машенька.
— Может быть…
Закревская слушала Ревину, а сама продолжала вариться в своих мыслях — туманных и неопределенных. Все ее представления о жизни переворачивались «с ног на голову». Похоже, скоро ей предстоит принять новые реалии…
— Ты меня не слушаешь! — возмутилась Машенька.
— Да, прости… отвлеклась.
— Я спрашиваю, что мне делать? Уехать к двоюродной сестре в Тулу?
— Чего ты боишься? — удивилась Ангелина Львовна. — Покушаются — то на Ревина, а не на тебя. По-моему, тебе ничего не грозит.
— Моя жизнь кончена! — с трагическим надрывом выпалила Машенька. — Кончена, кончена… я знаю. И не переубеждай меня. Все! Я хотела отравиться… Не получилось. Струсила…
…То, чему они поклонялись, было не дерево и не камень… Они были сотворены, хотя не имели ни отца, ни матери… Они не вышли из чрева женщины…
Эти и другие похожие мысли преследовали Нангавана. Ему стоило больших усилий сохранять невозмутимый вид, чтобы ученики ни о чем не догадались. Гуру уже не знал, каким богам молиться. Он перепробовал все, дабы отвязаться от навязчивых идей, которые нежданно-негаданно овладели его сознанием. Да так, что его собственный рассудок оказался не у дел. Дошло до смешного: ночью он вынужден был красться во двор, пялиться на Луну и обращать мольбы к египетской богине Маат. [7] Может, хотя бы она снизойдет к его грешной душе и покажет ему Лик Истины?
7
Маат — в древнеегипетской мифологии богиня истины и порядка.
Нангаван долго стоял, глядя на Луну и взывая к Маат. У него начало двоиться в глазах, потекли слезы. Показалось, что сквозь лунный туман он видит прекрасную богиню в светлых полотняных одеждах и белых сандалиях… Он не уловил ее слов.
Гуру всем своим существом был обращен к ночному небу, и тут… грубый толчок лишил его равновесия. Он покачнулся и едва удержался на ногах.
— Кто здесь? — прохрипел Нангаван, леденея от страха.
Темная фигура метнулась прочь. Несмотря на растерянность, Учитель все же узнал одного из гираваков и ринулся следом. Ему удалось догнать наглеца у самого
— Хаким, ты? — спросил он, хватая ученика за рукав. — Что ты себе позволяешь? Ты едва не сбил меня с ног!
Тот смотрел на Нангавана шальными глазами, не понимая, что происходит.
— Что ты здесь делаешь?
— Г-гуляю… — пробормотал Хаким.
— Посреди ночи?
— Я… мне… было видение. Во сне. Вот я и… пошел…
— Куда? Зачем?
Хаким дернулся, пытаясь вырваться, но Учитель крепко держал его.
— Не знаю… Я… слышал голос. Он велел мне идти…
— Что еще за голос? — строго спросил Нангаван, преодолевая внутреннюю дрожь.
Неужели безумие уже перекинулось на учеников? Тогда им всем конец. Это проклятие дьявола.
— Г-голос… — бормотал Хаким, пряча глаза. — Я должен слушаться…
Нангаван отпустил его. Пусть идет, куда хочет. Учитель больше не чувствовал себя вправе указывать, кому как поступать. Он сам, идя на поводу у своей гордыни, навлек на общину страшную беду. Ему нет прощения. Какой он теперь наставник?
Хаким поспешно скрылся в доме, а гуру сел на холодные каменные ступеньки и поник. Он ненавидел себя, обвиняя в неуемной жажде превзойти других, стремлении обладать некими сверхъестественными способностями!
Он сидел так, пока не замерз. Холод проник под одежду и сковал тело. Нужно идти в дом. Нангавану не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать. Поднявшись, он открыл дверь и, стараясь ступать бесшумно, побрел к своему ложу. Внутри помещения стояла настороженная тишина.
Нангаван улегся, уставился в темный потолок и… отключился. Он не знал, сколько прошло времени. Постепенно мысли вернулись к нему и потекли в нужном направлении. «Почему я паникую? — спрашивал себя гуру. — Может быть, это Высший Разум пытается установить со мной связь таким необычным образом? Из космоса идет информация, я ее принимаю. Все нормально. Откуда берутся дурацкие мысли о дьяволе и прочей нечистой силе? Неужели предрассудки, с которыми я так долго боролся, все еще имеют власть надо мной? Выходит, что да. Чем же я занимался столько лет? На что тратил драгоценные часы и дни?»
Придя к неутешительному выводу, Нангаван заснул. Сомнения раздирали его душу, как стая бешеных волков. Ему требовался отдых.
Хакиму же не удавалось нырнуть в спасительные объятия сна, как он ни старался. Ночное происшествие здорово выбило его из колеи. Он сказал Нангавану почти всю правду. Его снова позвал голос, только в этот раз наяву. Вернее, Хаким решил не сопротивляться и сделать все, как ему велели. Что он теряет? Подумаешь, его сон окажется ерундой! Никто ведь не узнает, как было дело…
Итак, дождавшись ночи, Хаким собрался повторить свой призрачный маршрут. Тогда, во сне, голос приказывал ему искать. Что? Поначалу неопределенность смутила его, но потом… он вспомнил, как во время медитации получил просветление, и отдался на волю «трансцендентного сознания». В конце концов, не зря же этому придают такое значение? Ну, неизвестно, что именно надо искать. Какая разница? Высшие Силы подскажут. Главное — выскользнуть из дома незамеченным.
Хаким лежал, затаив дыхание, и ждал, пока все уснут. Когда гираваки угомонились, а воцарившуюся тишину нарушал только храп Белкина, настала пора действовать. Он приподнялся и прислушался. Обстановка благоприятствовала его планам. В окна светила полная луна, обитатели общины спали…