В горах Памира
Шрифт:
Совсем стемнело. Никаких ориентиров больше не было видно. Для нас важно не потерять направление основного гребня и не отклониться в сторону. Время от времени мы проверяли направление нашего движения по компасу. Порывы ветра иногда разгоняли облака, и луна своим бледным светом озаряла покрытый снегом гребень. Но это продолжалось недолго. Через мгновение снова набегали тучи. Все опять скрывалось во тьме, и на ощупь мы опять медленно двигались вперед.
Пик Райковой
Гребень
Снегопад перешел в пургу. Оледеневшие снежинки больно кололи лицо. По нашим расчетам, где-то вблизи уже должен быть провал гребня, в который мы вынуждены были раньше спускаться. Но время шло, а провала все не было. Похоже на то, что мы уже сбились с пути. Оставив Гарницкого и других дожидаться, я пошел вперед, Блещунов же взял несколько левее, куда-то под скалы, на которых я находился. Мы оба криками поддерживаем связь через Гарницкого, так как завывания ветра не позволяют мне слышать сигналы Блещунова.
Я вовремя остановился: у моих ног обрыв. Пытаюсь разглядеть, что внизу, но напрасно. Обрыв тонет во тьме. Вдруг мне помогает ветер: на минуту облака редеют, слабый свет луны освещает противоположную сторону провала, который мы ищем. Я кричу Гарницкому, и через десять минут мы все снова вместе. Близость лагеря вселяет в нас бодрость. Кое-как преодолели и это последнее препятствие, но в абсолютной темноте лагеря все же не видно. Можно только догадываться о направлении, в котором он расположен. Свистом мы подаем сигнал. В лагере нас услышали, и вскоре кто-то из товарищей, размахивая фонарем, указывает нам путь.
Через 30 минут в маленькую палатку собрались все обитатели Высотного лагеря. Я никогда не думал, чтобы в палатке, где обычно тесно троим-четверым, могли поместиться 10 человек. Мы с трудом снимаем с себя замерзшую одежду и лезем в спальные мешки. Только теперь сказалась страшная усталость. Внимание и забота о нас Заленского, Костенко, Хачатуряна согревают нас больше, чем приготовленный ими горячий ужин. Ашот Альбертович из неприкосновенного запаса выдает нам немного коньяку к чаю. Приятная теплота разливается по телу, и пять мучительных часов борьбы с пургой отходят куда-то далеко, в прошлое. Пурга по-прежнему неистовствует за тонким полотнищем палатки, но теперь она нам не страшна.
Утром в обычный час мы снова на ногах. Только Рыскин после вчерашнего восхождения чувствует себя немного не в «форме» и не вылазит из спального мешка.
Из соседней палатки высунулась голова незнакомого мне человека с растрепанными волосами. Кто это? Но вскоре я вспомнил, что эта долговязая фигура с худощавым лицом, на котором за стеклами очков светились добрые глаза, могла принадлежать только Александру – практиканту биологической станции, – я был удивлен еще больше. Когда и как он попал в лагерь?
Александр – студент Ленинградского университета. Весною этого года он услышал, что на биостанции далекого Памира есть единственное место для практиканта.
Памир. Сколько романтики в этом слове. Не беда, что он специализируется по биологии животных, а не по ботанике. Он добился места практиканта на биостанции и в один из июньских дней, с чемоданчиком в руке, сел в поезд.
Олег Заленский рассказал мне забавную историю вчерашнего появления Александра в лагере. Не спросив разрешения, один, без чьей-либо помощи, практикант решил добраться до нашего Высотного лагеря. Забрав ледоруб и ботинки нашего больного – И. Шигарина, он закоптил на спичке свои очки (он слышал о том, что очки должны иметь дымчатые стекла, чтобы их владелец
Жизнь в высотном лагере и работа в нем протекала обычным порядком. Около полудня кто-то услышал далекие звуки, напоминающие голос человека. Трудно было установить, откуда доносились эти крики, но упорные и протяжные призывы: «О-о-о-х» не прекращались. Хачатурян и Заленский поднялись на снежный карниз, который отделял наши палатки от склона, по которому проходит путь к лагерю, и установили место, откуда исходили душераздирающие звуки. Крик доносился из-под скал у границы снега, на несколько сот метров ниже лагеря. Быстро собрав все необходимое, они вдвоем начали спуск вниз. По мере того, как они спускались, стоны были слышны все лучше и лучше. Наконец они были у скал. Оставалось найти место, где был человек.
Искать долго не пришлось. Под одной из скал они наткнулись на распростертое на осыпи тело. Это был Александр, его длинные руки и ноги были раскинуты в стороны. Ледоруб и меховая шапка с длинными наушниками валялись рядом. Его лицо было мертвецки бледным, оно еще более обострилось и вытянулось, чем обычно. Но несмотря на свои страдания, Александр все еще был состоянии выжимать из себя протяжное и довольно громкое «О-о-о-х».
Ему была оказана соответствующая помощь, после чего товарищи довели его до Высотного лагеря, где он целый день пролежал в спальном мешке. Сегодня утром Александр ожил. Он немного оправился от приступа горной болезни и переживаний, вызванных непривычным путем по склонам и снегу.
«Знаешь, Валентин, должен тебе сказать от всего сердца (а когда Александр говорил так, то это было действительно искренне), – начал он. – Недавно я прочел книгу о восхождении на пик Сталина, ну и… теперь я немного понимаю, что это значит». И он виновато улыбнулся.
Надо сказать, что очень редко мне приходилось слышать в подобных случаях от молодых людей такое откровенное признание. Обычно храбрятся: «Нет, почему же, я себя чувствовал неплохо». Я вспомнил, как часто при рассказах товарищам по институту о трудностях восхождений, неожиданно оказывалось, что мои слушатели уже сами «почти» альпинисты. Хотя они гор и не видели, но всегда были уверены, что никаких особых трудностей там нет.
Как жаль, что альпинизм нельзя показать воочию в городе! Фотографии все же не могут создать представления о сложности альпинизма.
Еще вчера днем наши ботаники закончили серию наблюдений и вовремя: во второй половине дня разбушевавшийся ветер сбросил вниз большую бутыль, и она вдребезги разбилась. Что касается Ашота Альбертовича, то он был вполне удовлетворен результатами своей работы. Он также сегодня завершил ее очередными наблюдениями. Задача, поставленная перед нами еще задолго до организации Высотного лагеря, была выполнена. Трудно, конечно, мне в этих записках дать полное представление о результатах научных работ, которые были проведены в лагере. Во-первых, потому, что эти результаты нуждаются в кропотливой обработке и, во-вторых, что собственно является главным, я попросту не могу себя считать достаточно компетентным в этих вопросах. Заленский и Хачатурян заверили меня в том, что, после опубликования их трудов по этим вопросам, они мне пришлют по экземпляру [24] .
24
См. приложения в конце книги.