В горах Северного Урала
Шрифт:
— Эх, врезались в четвертый уклон!.. С четырнадцатого года стоял затопленным!.. — С горечью бросает машинисту и с помощью подручных оттаскивает машину на угольный вал.
Вода клокочет. Стенки бреши осыпаются. Ржавый поток грозно наступает на нас.
— Топит ведь!.. — неожиданно кричит один из подручных и бежит к штреку. — Топит!.. Топит!.. — Будит он тревожным голосом молчаливый мрак подземелья.
— Где лебедка?!. Где телефон?!. — спрашивает Реш. Он бледен, но старается быть спокойным.
— Телефон, лебедка недалеко!
Звонят
Вода грозным валом катится в штрек. Пока наверх сообщают о несчастье, в штреке уже залит вагонетный путь. Вода поднимается выше.
Люди бросают работу, бегут к ходовым на десятый штрек.
Я дергаю Реша за плечо.
— Пора выходить! Выводите!
— Да, идемте. Здесь без нас обойдутся. Говорят, что уже пущены в работу дополнительные насосы, едут техники, инженеры и выехал спасательный отряд.
Напором воды из забоев выбрасывает крепежный лес. Бревна, обгоняя друг друга, мчатся в темный мрак штрека. Мы поднимаем выше лампочки, оглядываемся. Каждый боится столкнуться с бревном. Ударом может не только сбить с ног, но и изуродовать.
Реш тревожно озирается. Ни он, ни мы не видим ни одного шахтера. Реш поднимает лампочку над головой, освещает штрек.
— Куда же ушли люди?
Внезапно я начинаю чувствовать полное одиночество, страх. Неужели мы действительно остались одни?
Вода с каждой секундой прибывает.
— Где ходовой? — исступленно кричит Реш, ловя какого-то запоздавшего шахтера.
— У восьмого жолоба!
— А где восьмой жолоб?
— Там, — на ходу бросает шахтер и исчезает во мраке.
Мы двигаемся с трудом. Ледяная вода пробирает до костей. Одежда липнет к телу, в сапогах вода. С надеждой смотрим на боковые выемки.
В каждой нише мы ищем жолоб, ходовой верх… Вода, уже выше пояса. Напором почти сбивает с ног. Вода ползет все выше и выше. Пора бы уже вылезти на сушу — но куда? Под землей нет ни одного островка. На берегах штрека не растут развесистые ветлы. Мелькает мысль: «В крайнем случае схватиться за бревно и отдаться воле подземного течения. Но что если штрек будет залит весь, до сводов, до потолка? Тогда — смертью. Дрожь пробирает тело.
— Где восьмой жолоб?! — кричим мы в темноту.
Но голоса тонут в холодном мраке. Мимо, покачиваясь, плывет бревно. На нем, тесно прижавшись друг к другу, сидят три мыши. Они беспокойно нюхают воздух и трясутся. Черные бусинки глаз смотрят на нас. Мы сторонимся, течение подхватывает бревно и уносит в темноту.
— Где восьмой жолоб!?
— Где восьмой жолоб!?
Вода уже по грудь. Неужели нет выхода?
Неужели нам придется вплавь разыскивать ходовой? Мы снова и снова истерически взываем:
— Где… вось-мой жолоб?!!
Откуда-то сверху раздается насмешливый голос:
— Плыви, молодчик, ко мне… Покупались и будет. Влезай, посушись, жолоб-то здесь.
Мы
— Чего боитесь? Выше горла вода не будет. Знаю я этот четвертый уклон, — воды не должно там быть большой…
— Спасибо и за это купание, — недовольно цедит Котов.
— Чего «спасибо». Сам, поди, полез в нашу реку.
Мы жадно хватаемся за лестницу и по ходовому поднимаемся к десятому штреку.
Рядом с трапом тянутся широкие чугунные трубы. Они вздыхают, дрожат, трясутся от водяного напора.
— Насосы-то пошли работать в три глотки. По семнадцати литров в секунду хлебают. Живо выкачают… — Тычет в трубы шахтер и лезет вперед.
На десятом штреке мы выливаем из сапог воду, отдыхаем. Реш молча улыбается, очки сползают на кончик чуть вздернутого носа. Мы с доктором злобно жмемся. Нам кажется, что Реш смеется над нами. Ведь впереди еще несколько километров подземного пути, а так хочется скорее на волю, к теплу, к солнцу. Реш, видимо, понимает наши желания. Он обещает итти прямым путем.
Мы опять шагаем по подземным улицам. И опять Реш идет неуверенно. Его шахтерка как-то странно скользит по стенам штольни. Куда он ведет нас? Почему встречаются старые забытые вагонетки? Ржавые колеса и рельсы красноречиво доказывают, что узкоколейная линия давно бездействует. Реш спотыкается о ветхие шпалы. Над головами свисает щепами крепежный лес. Местами путь засыпан глыбами черного отсырелого угля и камнями.
— Где мы?
— Десятый штрек… — тихо говорит Реш. — Здесь был обвал… Давно это, уже много месяцев. Мы, кажется, пошли не в ту сторону…
Реш смущенно поворачивает обратно. Мы торопливо следуем за ним. Тревога сжимает сердце. Как на зло сзади слышится сухой, резкий треск деревянных стропил. Где-то с грохотом скатываются камни. Мы бежим. Реш едва успевает за нами.
Впереди мелькают огни. Скорей к ним. Там люди. Под землей нет человека без огня, каждый шахтер имеет свою лампочку. Лампа — принадлежность шахтерского костюма, как шаровары и обувь. Можно работать полуголым, без рубахи, но без лампочки обойтись невозможно.
Мы вышли и столкнулись с каменщиками. Они здесь кладут перемычку. Каждый штрек имеет несколько таких перемычек — они необходимы на случай пожара.
— Зачем туда ходили? — Удивленно спрашивает пожилой шахтер, с лицом избитым оспой. У него на щеках такие выбоины, что в них смело можно уложит горошину.
— К седьмому… Ходовой искали…
— Ходовой за нами, а там завал. Давно обвалилось. Никто не ходит.
Мы присаживаемся и снова курим. Каменщики откладывают работу, тоже завертывают цыгарки.
III
Пока в Кизеловском угольном районе работают только старые шахты. За минувший хозяйственный год они дали 1400 тыс. тонн угля. Но пятилетний план положил на Кизел-район обязательство заложить и пройти еще шесть новых шахт.