В городе Сочи темные ночи (сборник)
Шрифт:
С тридцать пятого этажа из кухонного окна была видна гавань. Там плавали корабли. Омар показался мне намного вкусней, чем накануне, хотя без щипчиков с ним труднее было справиться.
Потом пришли Стефани, Люси и Роланд. Каждый со своим завтраком. Кто с бутербродом, кто с кексом" и, весело расположившись вокруг моего омара, принялись дружно есть.
Через несколько минут примчался и корреспондент журнала "Лайф" с фотоаппаратом. Он почему-то был такой перепуганный, будто до этого ему дали пипка. Пометавшись по квартире, он поставил меня у окна, сфотографировал и в изнеможении опустился на диван. Ножки дивана подломились,
Отряхнувшись и откашлявшись, он достал блокнот и спросил:
— А вы не можете вспомнить, во время съемок "Маленькой Веры" произошло ли что-нибудь смешное с Натальей Негодой?
Бумага все стерпит и все вынесет. Имеет ли магический смысл все написанное мною? Имеет ли магическое действие написанное другими? Часто бывает, что в реальной жизни сбывается то, что писалось о вымышленных людях, и несчастливые события, которыми я щедро одаривала своих персонажей, вдруг начинали происходить и со мной. Что это? Совпадение? Или рок?
Но помимо этого, не только слова написанные, но и слова часто повторяемые вдруг уговаривают судьбу сделать резкий скачок. Вот, например, артистка Негода. Откровенно говоря, мы совершенно не собирались снимать ее в роли Веры. Появилась она на пробах случайно: директор картины (живущий ныне в Америке) обратил на нее внимание в студийном коридоре, поболтал и на всякий случай предложил зайти, показаться режиссеру. Потом, когда делали кинопробы, ее партнером случайно оказался человек, которого она совсем не хотела видеть и общаться с ним. (Об этом я узнала позже.) Потому мы увидели перед собой нервную, казалось, плохо себя контролирующую девушку, которая старательно прятала лицо за волосами. Что-то в ней было, бесспорно, но уж слишком она была вздрюченной, и еще ТЮЗ и повадки травести, которые иногда из нее вылезали. Короче, ее затмила другая актриса с пластикой дикой кошки, низким спокойным голосом и очень красивая. Ту актрису утвердили на роль, сняли с нее мерки, чтобы шить костюмы, но она вдруг позвонила и сказала, что ей предложил роль маститый режиссер, и она не может от той роли отказаться. Это была катастрофа! Потому что актрису мы искали полгода, а до начала съемок оставалось меньше месяца.
Вот тогда мы вспомнили про Негоду. Сценарий, как выяснилось, ей не нравился, и сниматься она согласилась потому, что действие разворачивалось у моря и два месяца купаний ее привлекали. Она мечтала отдохнуть от своего театра, от утренних репетиций, от тяжелой роли Курочки Рябы. И совсем уж изнуряющего спектакля, где она играла мальчика Ванюшку, в пыльном парике, стоящего на пне и скандальным голосом что-то требующего от медведя…
Негоде так нравилось загорать, что в первый день она пролежала на солнце часов шесть.
— Наташа, ты сгоришь, — стонала я.
— Я никогда не обгораю.
— Я тоже не обгораю, но тут воздух прохимиченный, и я в прошлом году сгорела.
— А я не сгорю!
На помощь мне пришел помощник режиссера, сопровождавший нас на пляж.
— Наташ, ну у человека первая картина. Пожалей, видишь, как нервничает.
— Бл…! Дайте мне отдохнуть!
Перед съемкой, утром следующего дня, я услышала робкий стук в дверь. Открываю. На пороге Негода. Молча проводит по руке пальцем, и ее замечательный, ровный загар начинает на моих глазах сползать, обнажая младенческую розовую кожицу.
Вася хотел убить
Два дня я мазала ее то кремом, то одеколоном, в надежде хоть как-то остановить это сбрасывание кожи. Загар неумолимо отваливался. Причем на самых видных местах. На улицах матери указывали дочерям на пятнистую Негоду и говорили, что с ними будет то же самое, если они не будут лежать в тенечке. И никому из них не приходило в голову, что перед ними идет в таком непривлекательном виде человек, на которого через полтора года обрушится мировая слава. Об этом не подозревала и она сама. Потому дни начинались и заканчивались под повторяемое:
— А зачем мне это делать? (Или: зачем вы мне это говорите, зачем мне это слушать?) В моей-то жизни ничего от этого не изменится!
От этой тупой уверенности, что участие в нашем фильме ей лично ничего хорошего не принесет, у меня портилось настроение и хотелось треснуть Негоду по башке. А она твердила это все лето, потом всю осень, когда шло озвучание…
У нее у единственной после выхода фильма в свет изменилось в жизни ВСЕ!
Очень часто с тех пор мне хочется доставать окружающих бубнением фразы: "А зачем мне это, ведь в моей жизни ничего не изменится…" Только суеверный ужас — не стало бы хуже — останавливает меня.
После интервью мы поехали на киностудию, где Джерри арендовал монтажную и монтажера.
Полдня мы с Джерри препирались, стоит ли вообще сокращать фильм. В процессе разговора я выяснила, что Джерри набился ко мне в соавторы. У него были монтажные листы с переводом на английский диалогов фильма, сделанным двумя русскими женщинами в Экспортфильме. Джерри рукой мастера переписал все заново и даже придумал Лене Чистяковой, подруге Веры, новое имя, типично русское. — Блу.
Первым делом я предложила сократить не совсем удачную, на мой взгляд, сцену, где брат Веры долго и нудно читает в Санпросветбюллетене то" что надо знать о СПИДе.
— Нет!!! — истошно закричали Стефани и Джерри. — Это самое интересное место в фильме. Американцы сейчас так озабочены этой проблемой. Им интересно будет знать, что русских она тоже волнует!
Потом я согласилась в трех местах, что панорама может быть покороче. В результате в тот день мы сократили целых две минуты. Оставалось, по мнению Джерри, еще 13. Я же настаивала, что хватит и двух.
Роланд очень гордился своей машиной. Мне кажется, что он подобрал ее на свалке. Это была французская модель, названия не помню, на которой французские аристократы шиковали аж в 1968 году. Почему-то Роланду казалось, что жители Нью-Йорка так же, как и он, испытывают удовольствие, глядя на этот автомобиль. В салоне были продавлены кресла, а печка и дворники не работали. Все это можно было бы вытерпеть, пока на улице было тепло, но когда температура вдруг снизилась до нуля и пошел снег, я эту машину возненавидела. Я промерзла в ней так, что прилетела домой с тяжелейшим бронхитом, с высокой температурой и жутким кашлем. Этот кашель заставлял вздрагивать членов съемочной группы, и все понимали, как тяжело ездить в Америку, если человек возвращается оттуда таким больным и бледным. Все, кроме моего мужа, который безжалостно заставлял меня без конца переписывать сценарий.