В городе Ю. (Повести и рассказы)
Шрифт:
— А с кобелем своим куда лезете? — сказала плотная, похожая на печь проводница, когда мы подошли к вагону.
— А… что?
— Разрешение есть на провоз?
— А где, скажите, пожалуйста, его получать?
— В городе, где ж еще! — ответила она и своим плечом в колючей шинели оттеснила нас от площадки и отвернулась.
Мы возвратились обратно на вокзал.
«Это конец!» — подумал я.
Жена и дочь смотрели на меня… Я вдруг расстегнул чемодан, схватил взвывшего щенка, сунул его в чемодан и защелкнул замки.
— Ты что? — проговорила жена. Губы у нее затряслись…
— Быстрей! — яростно
Проводница посмотрела на нас подозрительно, но пропустила. Когда она вошла в купе отбирать билеты, песик, потрясенный и оскорбленный, сидел на полу, а на столике лежала пятерка.
Она плюнула на песика, зло схватила пятерку и, резко, со скрипом задвинув дверь, исчезла.
Поезд качало на стрелках. За окном мелькали деревья.
Да-а-а…
7. Попытка развода
Туго повернулся ключ, едва растворилась дверь. Чувствовалось, что в квартире у нас давно никто не был — тяжелый, застоявшийся запах, повсюду пыль.
Заглянули хотя бы грабители: проветрили бы квартиру, а заодно бы и прибрались.
— Ну, вот мы и дома! — сказал я.
Мы вошли в комнату. Странное дело: все цветы упали с подоконников, валялись на полу. Горшки разбились, рассыпалась земля. Видимо, те мощные ветки, которые тянутся от стволов к солнцу, уперлись в стекло и наконец постаскивали горшки с подоконника.
Странные растения, сами себя не могут рассчитать. Цветы-самоубийцы — это что-то новенькое!
Жена, выругавшись, взяла веник, принялась подметать.
— Ну, все! — сказал я.— Меня нет!
Закрыл дверь в кабинет.
Я-то знал, что буду сейчас делать!
На языке у меня давно вертелась фраза: «Нежное зеркало луж».
Я сел к столу и стал писать:
Как темно! Мы проходим на ощупь. Я веду тебя, тихую, слабую. Может, ждет нас ответственный съемщик, Сняв с ковра золоченую саблю? Вот окно. Два зеленых квадратика. Станут тени зелеными, шаткими. В сквер напротив придут два лунатика И из ящика выпустят шахматы. …Тени ночи вдруг сделались слабыми. Темнота струйкой в люки стекает. И овчарки с мохнатыми лапами В магазинах стоят вертикально. Ты берешь сигареты на столике, Ты проходишь по утренней улице Там, где, тоненький, тоненький, тоненький, Мой сосед в этот час тренируется!Во!
При чем же все-таки «нежное зеркало луж»?
Я снова взял карандаш.
Дождь
Ужасный дождь идет, спасайтесь! Внизу, у самого асфальта, МелькаютЯ встал, подпрыгнул, шлепнул ладонью о потолок.
— Резвишься? — появляясь, сказала жена.
— А что? — еще не отдышавшись, спросил я.
— В школу надо сходить, вот что!
— В какую школу?
— В английскую — в какую, в какую! А то из той-то, где бабушка с дедушкой, Даша ушла, а в эту еще не записали ее.
— А ты, что ли, не могла раньше поинтересоваться? Не перед самыми занятиями?
— Честно говоря, я ходила. Но мне отказали. Говорят, район не тот. Соседний с нами дом еще принимают в ту школу, а наш дом уже нет.— Она вздохнула.
Та-ак! И это на мне. И знает ведь, как я обожаю такие дела!
Но лучше быстрее этим заняться. Школа с углубленным английским, все классы могут быть переполнены. Если все рухнет — для Даши это трагедия. И мнение о родителях: значит, мало на что они на этом свете способны!
Я приехал в школу, волнуясь. Надписи на всех дверях по-английски. «Принсипал» — это, наверное, и есть «Директор». Запах в школах тем же остался, что и раньше. Старые волнения вспомнились — не исчезли еще, оказывается, хранятся в башке! Все-таки, что ни говори, а самое нервное время жизни — школа! До сих пор сны снятся, как ты чего-то не знаешь и боишься, что сейчас спросят. Навсегда комплекс тревог отпечатался. «Но мне-то что,— вдруг подумал,— я-то поволнуюсь тут час, а Даше каждый день… Если, конечно, тьфу, тьфу, тьфу!..»
— За мной будете! — Встал мужчина в замшевой куртке.
«Проклятие,— подумал я,— еще претендент, и главное — впереди меня! Может, единственное место в классе освободилось, и он его как раз и займет!»
Сколько раз меня нерешительность моя губила. Пока медлил, колебался, другие раз-раз — и в дамках! Не выдержал, приблизился к нему:
— Простите, вы в какой класс?
От волнения даже не заметил, что вопрос курьезно звучит.
— Я в первый,— улыбаясь, ответил он.
— А, ну тогда хорошо,— успокоился.
Улыбнулись.
В фойе понемногу набираются старшеклассники — еще летние, независимые, в джинсах… Какая-то толстая женщина их приветствует, видимо, уборщица:
— Мать моя! Один лучше другого! Ну что, соскучали без школы? — Добрые морщинки у глаз.
Все ясно. Добрый ангел!
И тут стукнула дверь, появилась дама в прекрасном кожаном пальто, с ней девочка, как раз, наверно, третьего класса.
— А, здрасте! — ласково уборщица их встретила, провела к кабинету директора, у самой двери поставила.— Вот тут и стойте. Как Александра Дмитриевна придет — сразу к ней. Она вас ждет.