В Хангай за огненным камнем

Липовский Юрий Олегович

Любопытство в тарбагане борется со страхом, но, увлекшись, он подпускает охотника на расстояние верного выстрела.

Тарбаганы не только любопытны, но и удивительно трудолюбивы. Они ухитряются рыть себе норы глубиной до 3 м, устилая подземные квартиры сухой травой и закрывая вход в них добытыми стройматериалами — глиной и камнем. Там они и укрываются в течение долгого и холодного периода. А когда наступает весна, тарбаганы, пробудившись от спячки, активно принимаются за работу. Они начинают ее со строительства «дачных помещений» — неглубоких нор с многочисленными запасными выходами на случай опасности.

Неутомимая землеройная деятельность этих четвероногих «шахтеров» принесла даже некоторую пользу нашему брату-геологу.

Отвалы рыхлых пород, уложенные в виде грядок возле тарбаганьих выработок, часто заменяли нам проходку копушей для изучения состава пород и отбора шлиховых проб. «Наши четвероногие сотрудники помогают нам искать пироп», — однажды проникновенно изрек Намсарай, отбирая шлих из тарбаганьей норки.

Памятуя все это, съедать своего «сотрудника» мне не хотелось, да и сам вид опаленного на костре животного не вызывал гастрономического интереса. Но есть надо было! Во-первых, чтобы своим отказом не обидеть товарищей, во-вторых, чтобы самому оценить это экзотическое монгольское блюдо, а в-третьих, — ничего другого в нашем меню не было.

Мясо пахло костром и еловыми шишками. Оно оказалось сочным и румяным, как «цыпленок-табака», неожиданно сладковатым на вкус и довольно жирным. Впрочем, жир и является одним из главных достоинств тарбагана, который, по народному поверью, исцеляет человека и делает его сильным.

— Ну как, приобщили Вас к тарбаганьему мясу? — полюбопытствовали мои спутники, когда от бодога остались одни косточки.

— Приобщили, но теперь мой черед — приучить вас к рыбе. Идет?

После бодога последовало традиционное чаепитие, во время которого мы обменялись своими впечатлениями. Однако наша беседа не затянулась, ибо усталость прошедшего в напряжении дня давала о себе знать. Провожаемые серебристым диском луны и самоцветьем звезд, рассыпавшихся в бархатно-черном небе, мы нырнули в палатку и моментально заснули.

Потоп

В последующие два дня мы с трудом продвинулись на 20 км вдоль левого берега Чулутын-гола. Дорога все петляла в лавовом поле среди каменных завалов и мрачно черневших останцов, напоминавших своей причудливой формой какие-то фантастические башни.

К счастью, путь пролегал в каких-нибудь 100–200 м от каньона, ставшего главным объектом наших исследований. Это позволяло чаще делать остановки и заглядывать в «нутро» пропасти.

Освоившись с обстановкой, мы лазали по каньону уже уверенней, расходились в разные стороны или сходились все вместе перед интересным обнажением. Порой забывали о времени, увлеченные изучением обнажившихся в стенках каньона базальтовых лав. Они представлялись нам страницами огромной, не всегда понятной каменной книги. Прочитать эту книгу могли помочь только детальные, собиравшиеся по крупицам наблюдения и образцы, которыми мы наполняли наши рюкзаки. Содержимое их, хотя и сильно оттягивало плечи во время подъемов, но казалось нам тогда самым дорогим грузом. И наши надежды на него оправдались! Как-то раз, просматривая образцы лав из последнего маршрута, мое внимание привлек один необычный по своему облику образец, найденный Намсараем в русловом аллювии. Это был полуокатанный обломок какой-то брекчиевидной вулканической породы, насыщенной мелкими осколками других порол, плотно сцементированных ожелезненной стекловатой массой. Под лупой удалось разглядеть, что осколки состоят как из вулканического, так и из осадочного материала.

Был среди них даже осколок типичного песчаника, подобный найденному нами на дне каньона. Сомнений не было: это была эруптивная (извергнутая) базальтовая брекчия, принадлежащая жерловой фации базальтов… Значит, где-то поблизости находится источник этих пород — вулканический аппарат.

Волнение, охватившее меня, быстро передалось коллегам. Невзирая на усталость, мы снова ринулись в каньон и были вознаграждены за свою ретивость: из русла реки были выловлены еще два обломка интересующих нас пород.

Окрыленные

находками, мы вернулись на нашу стоянку, и весьма кстати: неожиданно разгулялся северо-восточный ветер, принесший с Суман-гола холод и дождь. Спешно уложив все снаряжение в машину, закрепили, как могли, палатку и укрылись в ней. Лежа на надувных матрацах, мы слушали барабанную дробь дождя по палатке и грозные завывания ветра, который постепенно крепчал.

— Да-а, — с виноватой улыбкой протянул Намсарай, — похоже, что мы прогневили все же чулутских духов — вот и накатили они на нас непогоду.

— Не унесло бы только к ним в гости в пропасть, — заметил Дашвандан, с беспокойством оглядывая надувавшуюся, как парус, палатку.

— Дэмий уг! (Ерунда!), — улыбнулся невозмутимый Тумур, поглубже залезая в спальный мешок. — С нами твой «железный конь», Дашвандан!

Часом позже ветер слегка утих, и мы, свернувшись в мешках калачиком, крепко заснули под шум дождя.

Около полуночи я проснулся от тревожного чувства… Палатка стонала от ливневого дождя и яростных порывов ветра, казалось, что она вот-вот развалится, как картонный домик. Выбираясь из спального мешка, я ощутил рукой воду, струящуюся по полу палатки. «Потоп» — эта мысль пронзила, как молния, и прогнала остатки сна. Через минуту все уже были на ногах. Под проливным дождем, спотыкаясь в потоке воды, залившей террасу, мы вытащили из воды спальные мешки и едва сумели спасти палатку. Мокрые, дрожа от сырости и холода, мы укрылись в машине.

К утру ливень кончился, ветер переменился и усиленно гнал к горизонту клочки серых туч, освобождая голубевшее с каждой минутой небо. Все возвращалось на круги своя. О ночном потопе напоминали лишь огромные лужи и ручейки, оживившие каменную террасу. Первым делом мы перенесли нашу стоянку к подножию сопки, поросшей редким лесом, где с трудом из промокших веток развели костер.

После полудня, оправившись от бурной ночи, спустились к каньону. Нам удалось обследовать террасу вблизи каньона, пройдя около 5 км вверх по реке от места впадения в Чулутын-гол небольшого ручья Алтагину. Пробираясь среди каменных завалов, загромоздивших поверхность террасы, мы исследовали все встреченные выходы базальтовых лав, тщательно высматривали их в кромке обрыва и в противоположном борту каньона. Время от времени заглядывали и в пропасть, распластавшись на краю каньона и высунув свои любопытствующие головы. Увы, паши старания были тщетны. Никаких признаков вулканических жерл в верхах базальтовой толщи не было. Не исключалась возможность их нахождения в нижних покровах, залегающих на кристаллическом фундаменте. Отсюда следовало одно: спускаться в пропасть и, двигаясь вверх по реке, искать жерла в бортах каньона.

Ключ к разгадке

Над Чулутом поднималось солнце, серое небо постепенно теплело в его лучах и набирало изумительно чистую и глубокую синеву. Рождался новый день — пятый по счету с момента прибытия на каньон. И хотя результаты наших поисков были нулевыми, они не ощущались так остро в момент прихода нового дня, рождавшего новые надежды. Пока Дашвандан, укутавшись одеялом из верблюжьей шерсти, сладко спал в кабине своей машины, мы поеживаясь от утренней прохлады, вышли в маршрут.

Спуск в каньон был лучшей утренней зарядкой, дополненной омовением ледяной чулутской водой.

От места находки обломка эруптивной брекчии мы направились вверх по реке, карабкаясь, как по крыше, вдоль скользкого крутого борта каньона. В нем обнажались смоляно-черные лавы, пестревшие включениями серо-белого полевого шпата и бутылочно-зеленого, как стекло, авгита. Судя по облику, это были лимбургиты, принадлежащие серии щелочных базальтов, зарождение которых происходит на значительно больших глубинах по сравнению с обычными базальтами. А это уже настораживало. Радуясь встрече с глубинными лавами, мы усердно колотили их своими молотками, отбирая образцы, постепенно наполнявшие рюкзаки.