В Хангай за огненным камнем
Шрифт:
Сейчас Цаган-сар, сохранив традиционные обряды, наполнился новым содержанием. В это время у аратов начинается прием приплода у скота, и Цаган-сар официально считается Днем скотоводов, но отмечают его все, ибо традиции надо уважать, как старших.
Будучи приглашенным на празднование Цаган-сар, я имел возможность познакомиться с некоторыми ритуалами, сопровождающими этот праздник.
Вечером в канун Нового лунного года в каждой семье устраивается так называемый битулэг — праздничный ужин, соответствующий нашим проводам старого года. Готовятся самые лучшие блюда, и в их числе самое излюбленное — бараний крестец с жирным курдюком. К угощениям подаются молочное вино и кумыс. Новый год встречают не в полночь, как у нас, а ранним утром наступившего года. Все одеваются в праздничные халаты — дэлы и поздравляют друг друга, начиная с самых старших в семье. По традиции им преподносят пиалу
Хозяин встречает гостей у юрты, и здесь начинается ритуал поздравления, хорошо описанный монгольским ученым Дамдинжавыном Майдаром: «Входящий обязательно протягивает старшему обе руки, обращенные ладонями вверх и, низко склонившись, произносит слова приветствия: „Та амар сайн байна уу?“, что означает: „Благополучны ли Вы?“. В ответ старший, кладя свои ладони на руки младшего, говорит: „Амар байна уу“ — „Здравствуйте“. При этом младший преподносит старшему хадак. Открытые ладони означают, что он вошел с открытым сердцем и добрыми намерениями. Руки младшего обязательно находятся под руками старшего в знак того, что он будет всегда поддерживать его в трудную минуту». После взаимных приветствий гость (или гости) проходит к маленькому столику — ширээ, где приготовлено угощенье. Сначала он принимает от хозяйки полную пиалу с молочным чаем или кумысом, а затем от хозяина — чарку водки. Принимая ее, гость должен высказать добрые пожелания хозяину и его дому. У монголов это получается хорошо — они облекают свои пожелания в цветастую, а порой и стихотворную форму. Посидев немного и обменявшись подарками, гость и хозяева выходят из юрты и идут к соседу. И так до тех пор, пока не будут обойдены все юрты айла. А затем все араты, оседлав лошадей, скачут в сомон или аймачный центр, где во Дворце культуры торжественно завершается праздник скотоводов.
После Цаган-сара в нашей геологической жизни наступили перемены — решением министерства при Центральном геологическом управлении Улан-Батора была создана экспедиция нерудного сырья, куда влилась и наша партия «Цветные камни». С. Мунхтогтох стал начальником новой экспедиции, а Тумур возглавил партию самоцветчиков. Теперь у нас намного расширились и усложнились задачи геолого-разведочных работ: помимо привычного нам самоцветного дела предстояло вплотную заняться облицовочным сырьем — мрамором, гранитами, а также строительными материалами — глиной, стекольными песками, гравием. С этого года на новую ступень поднималось и наше камнесамоцветное дело — нужно было готовить к освоению месторождения ювелирного сырья. На Шаварын-цараме предполагалось провести разведочные работы для определения запасов всех видов камней в россыпи. Здесь же намечалась и опытная добыча для обеспечения сырьем готовящейся к открытию новой ювелирно-гранильной фабрики.
Реорганизация проходила в известных муках, но не приостановила текущей геологической работы. Приятным был переезд в новое здание. Дни в конце февраля стояли еще морозные, но уже достаточно длинные и по-весеннему солнечные, и от этого настроение у всех поднималось.
Приятным событием было и создание при экспедиции камнеобрабатывающего цеха для производства опытных изделий. Его оснастили новым камнерезным и шлифовально-полировальным станками. Вскоре поступил и заказанный Мунхтогтохом ограночный станок, и наши камнерезы стали осваивать основы гранильного искусства. При этом они не подражали маститым дарханам, а старались найти свои пути к камню. И многое им удавалось. Не имея специальной подготовки, но обладая природным художественным вкусом, смекалкой и любовью к камню, молодые камнерезы, возглавляемые Д. Буяном, делали успехи, их искусство росло на глазах. Они научились выполнять камнерезные изделия любой сложности — от резных плоских и объемных до огранок различной формы. И все свое уменье и профессиональную зрелость камнерезы из партии «Цветные камни» показали при создании монументальной мозаичной картины «Каменный лотос» для Дворца бракосочетания.
И как прежде, опытные изделия камнерезов выставлялись на суд художественного совета, где собирались геологи, камнерезы, художники и представители торговли. На таких малых, «хуралах» со всех сторон «прощупывали» выставленные работы, определяли их достоинства и недостатки, лучшие рекомендовались для внедрения в промышленность.
Продукция камнерезного цеха украшала и заново созданный Музей цветного камня, разместившийся в просторном и светлом помещении, оборудованном застекленными витринами и стендами. Только здесь можно было увидеть уникальные художественные изделия, выпуск которых в массовом масштабе был невозможен. Помимо изделий из камня выставлялись
Весной 1974 г. среди геологов экспедиции царило обычное оживление. После завершения всех камеральных дел, после сдачи проектов и отчетов засидевшиеся в помещениях геологи потянулись в поле. Размах работ в новом сезоне был значителен. Полевые отряды новой улан-баторской экспедиции дружно отправились на поиски месторождений самых разнообразных нерудных полезных ископаемых — самоцветов, облицовочного сырья и строительных материалов, в которых остро нуждалась республика. Важность этих работ была очевидна для всех.
Тяжелое бремя административных и хозяйственных дел легло на широкие плечи Мунхтогтоха. Большая карта Монгольской Народной Республики, висевшая в его кабинете, была испещрена кружочками, квадратиками, цифрами и походила на план наступления. Так были обозначены объекты работ его экспедиции, отстоящие на многие десятки и сотни километров от Улан-Батора. И был среди этих объектов один сокровенный, сиявший алым цветом в центре Монголии. К нему невольно тянулся взор Мунхтогтоха и всякий раз теплела душа. Этим объектом был Шаварын-царам — царство огненного камня. Его тянуло туда, где должна была начаться разведка пиропоносной россыпи. Вместе с геологами на Шаварын-царам направлялся отряд геофизиков во главе с А. Гуррагчаа (тезкой будущего монгольского космонавта) и советским консультантом О. И. Климбергом.
Геофизики, вооруженные своими приборами и соответствующими методами, основанными на различии физических свойств пород, должны были помочь геологам установить местонахождение коренных источников пиропа и определить их размеры. Найденными на Шаварын-цараме неизвестными ранее в Монголии вулканическими брекчиями с включениями оливиновых бомб и других мантийных пород заинтересовалась наука. Слово «Шаварын-царам» все чаще и чаще стало звучать на научных совещаниях и конференциях, появилось оно и в печати. А летом на Шаварын-царам собирались приехать ученые из Москвы и Новосибирска, представляющие Академию наук СССР и Научно-исследовательскую лабораторию «Зарубежгеология». Судя по всему, на Шаварын-цараме должен был быть исключительно интересный и плодотворный сезон. И, глядя на алевший в центре карты кружок, Мунхтогтох огорчался, что не сможет принять непосредственного участия в работе самоцветчиков.
Партия «Цветные камни», возглавляемая Тумуром, выехала в поле одной из первых — в начале мая. На сей раз, проезжая по извилистым дорогам Хангая, мне удалось заглянуть в одну из его достопримечательностей — Каракорум. Каракорум (монголы его зовут Хархорин) — небольшой белоснежный поселок на реке Орхон. А рядом с новым Хархорином, в каких-нибудь сотнях метров, — старый город, ушедший в землю.
Знаменитая столица монгольских ханов была разрушена и сожжена до основания в 1380 г. войсками Минской династии. От сказочно прекрасного некогда города остались одни курганы, изборожденные многочисленными ямами и рвами археологических раскопок, да гранитная черепаха весом в несколько тонн. На каменной спине черепахи выдолблено чашеобразное углубление, в которое вложены мелкие монетки, ленточки, разноцветные камешки — это приношения стражу священного города. Я тоже, не удержавшись, кладу в нее свою скромную лепту. Много повидала на своем долгом веку эта немая представительница древней истории. При ней наступил расцвет Каракорума, возникшего в XIII в. после завоевательных походов монгольских ханов.
В Каракоруме побывали многие европейцы, оставившие свои описания единственного тогда монгольского города. Фламандец Вильгельм Рубрук, посетивший Каракорум в 1253 г., восторженно описывает большой дворец «Тысячи спокойствия» Мункэхана, одним из достопримечательностей которого было дерево-фонтан. Его соорудил из чистого серебра искусный французский мастер. По свидетельству Рубрука, у основания дерева сидели четыре серебряных льва, изрыгавших из пасти кобылье молоко. Ствол же дерева обвивали четыре золотых змея, из пасти которых в чаши лилось вино, кумыс, гал (напиток из меда) и рисовое пиво. А вершину чудо-дерева венчал золотой ангел с серебряной трубой. Возвратившись из грабительских походов, монгольские ханы устраивали возле этого «питейного дерева» грандиозные пиршества.