В Институте Времени идет расследование
Шрифт:
Шелест не смеялся. Он смотрел на Линькова немигающим взглядом и думал о чем-то своем.
— Я понимаю, что психологически это не лезет ни в какие ворота, — продолжал Линьков. — Стружков и Левицкий не могли запутаться в такой, можно сказать, гангстерской истории…
— Гангстерская история? Даже так? — чуть живее переспросил Шелест. — Да вы говорите, не стесняйтесь! В конце концов, любой вариант, даже самый сумасшедший, стоит проверить, если он отвечает каким-то фактам.
— Фактам-то он отвечает, но вот людям… людям никак не соответствует!
— Понятно. — Шелест усмехнулся. —
— Соблазнить-то может, — со вздохом сказал Линьков, — но дальше логически приходишь к таким выводам, что остается только руками развести.
— Понятно! Ведь нужно объяснить, зачем Стружкову понадобилось сидеть в запертой лаборатории. И почему его пребывание там окончилось столь трагически для Левицкого.
— Вот именно! — подхватил Линьков. — Обычная логика ведет здесь к тому, что Стружков был заинтересован в смерти Левицкого, а этого я принять не могу. Можно рассматривать это лишь как чисто гипотетический случай. В гипотетическом случае два человека — назовем их А и Б — могли бы, скажем, находиться в скрытой вражде. Например, из-за ревности (Шелест поморщился)… или из-за научной конкуренции. Скажем, А сделал открытие — крупное открытие, фундаментальное, — а Б по некоторым причинам считает, что имеет права на соавторство. Но А ему в этих правах отказывает. Утром двадцать первого мая Б узнает, что А умер при загадочных обстоятельствах; притом листки из записной книжки, где, очевидно, были записаны основные положения открытия, эти листки похищены. Что получается? Б должен благодарить неведомого помощника — ведь он теперь может без опасений присвоить себе открытие А!
— История действительно получается гангстерская. — Шелест снова поморщился. — Но я не усматриваю тут разрекламированной вами логики… Стандартный уголовный сюжет…
— Нет, логика тут есть, и даже, на мой взгляд, изящная, только с гнильцой… Ну ладно, выложу уж все по порядку! Но с условием, что все это мы анализируем чисто гипотетически.
Шелест кивнул.
— Надо полагать, что Б, — начал Линьков, — усиленно размышляет: кто мог похитить листки и для чего? Вскоре выясняется, что Б видели в вечер смерти А в лаборатории… А тут нужно сказать, что открытие А позволяет перемещаться во времени…
Шелест быстро посмотрел на Линькова.
— Это вы заключили из моих слов? — спросил он. — Видимо, я нечетко высказался. Стружков вполне мог сделать это сам… в принципе вполне мог!
— Это уже другой вариант, другая версия… Допустим, что открытие все-таки не его, а Левицкого, но попадает к нему. Тут и начинается логика, которая скрепляет намертво всю эту вымышленную конструкцию. Б быстро соображает: с помощью машины времени я могу вернуться в прошлое и… убить А!..
Шелест криво усмехнулся.
— Я же предупредил, что с характерами это не согласуется! — напомнил Линьков. — Но уж давайте доведем эту линию до конца! Б рассуждает так: раз меня видели там, значит, я там был. И это сделало
— Ну, положим, убивать-то все равно придется живого! — возразил Шелест.
— Конечно! Это Б просто себя успокаивает. И вообще нельзя это принимать всерьез. Но все же эта дьявольская логика меня смущает. Не могу я ей ничего противопоставить. Дальше так. Алиби у Б непробиваемое: он весь вечер нарочно сидит в компании. Значит, двойник может орудовать вполне свободно. К тому же Б заранее знает, что все удастся, — ведь это уже произошло!
— М-да! — хмыкнул Шелест. — Не знаю, как для преступника, но для следователя ситуация весьма соблазнительная!
— Потом Б является в прошлое, — уже смелее продолжал Линьков, — убивает А, похищает его записку… Теперь он размышляет: что же делать дальше? Обратите внимание: находясь в прошлом, он уже знает все, что произойдет в ближайшие три дня! Знает, что его двойник, который в данный момент сидит в библиотеке, будет последовательно переживать все события, которые он, путешественник, уже однажды пережил, и что по истечении трех дней он придет к идее отправиться в прошлое. А для этого ему понадобятся чертежи открытия. Как же ему подсунуть эти чертежи?
Линьков сделал эффектную паузу. Шелест с ироническим любопытством смотрел на него.
— Он переписывает все в этот журнал! — с театральным пафосом сказал Линьков, указывая на лабораторный журнал. — А сам остается в прошлом — тайком, конечно. Ему нужно только прожить эти три дня — еще раз прожить! Потом его двойник отправится в прошлое, а сам он заявится к нам героем!
А как же! Ведь он открытие совершил, он хотел другу помочь, отправился в прошлое, чтобы его спасти… Только не удалось ему!
Линьков тяжело вздохнул. Искусственность конструкции назойливо лезла в глаза.
Шелест насмешливо хмыкнул:
— Ну, а как же он этого самого А… прикончил, разрешите узнать? Табуретом, что ли, трахнул? А с отравлением тогда как?
— Не знаю! — с нарочитым равнодушием ответил Линьков. — Этого я толком не продумывал. Ну, мог он А, допустим, в ту же хронокамеру сунуть — это очень даже подходит для гангстерской истории… Нет, правда, в этом что-то есть! Представляете, в камере мощное магнитное поле, наш Б сует туда А, у того начисто смывает память, и он теперь как дитя — хочешь, корми его снотворным, а хочешь… Брр! — Линьков поежился.
— Да, жуткое у вас воображение, Александр Григорьевич! — сказал Шелест.
— Ну как, вы все высказали?
— Все как будто… Так, детали некоторые остались. Например, как с хронокамерой быть?
— А что с хронокамерой? — вдруг насторожился Шелест и почему-то обернулся к вычислительной машине.
— Ну, в этом… гипотетическом случае, — задумчиво сказал Линьков, — «гангстер» Б, конечно, должен был предусмотреть, что ему нужно создать видимость неудачного путешествия в прошлое… Иначе начнутся расспросы: что он там делал, да почему…