В Иродовой Бездне (книга 1)
Шрифт:
К вечеру он снова был в семье Павла Васильевича. Перед сном опять вели тихую беседу. Лева поделился своими откровениями в отношении следования за Христом, подражая Павлу. С большим энтузиазмом рассказывал он брату о том, как будет хорошо, когда, отрешившись от всего, люди, молодежь объединятся в одну семью по примеру первых христиан и пойдут так, как шли ученики Христа, как шел Павел.
Павел Васильевич слушал и улыбался тихой, кроткой улыбкой, в которой было что-то грустное, но не безнадежное. Когда Лева изложил открывшиеся ему стремления, Павел Васильевич, помолчав, сказал:
– Все это прекрасно, как утренняя звезда; как розовая мечта. Но сейчас
– Темнеет, но на небе – все новые и новые звезды, – сказал Лева.
– О да! – подтвердил Павел Васильевич, – «Чем ночь темней, тем ярче звезды». Но все же сейчас их мало. Все ищут своего. И у нас благовестников не хватало, чтобы посылать их по одному, а не то, что по два, как предлагаешь ты, по примеру учеников Христа. В отношении того, чтобы не жениться, скажу тебе прямо: мы неженатым проповедникам не доверяем. Их везде встречают, как женихов. Начинаются всякие недоразумения, искушения, так что, дорогой Лева, если хочешь трудиться на нивах народных, возвещая Христа, придет время – женись,
Этот совет Леве не совсем понравился. Он мечтал по примеру апостола Павла не связывать себя семьей. Но прошли годы, и с мнением Иванова-Клышникова он в основном согласился.
Глава 30. В горах Тянь-Шаня
«Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя».
Пс. 120:1
И в другой день, встав как можно раньше, Лева отправился в окрестности Алма-Аты, где находились лагеря заключенных. Официального свидания ему не дали. Но через добрых людей ему удалось подозвать к изгороди брата-узника и, сидя напротив, на каменистом бугре, поговорить с ним.
– Как вы брат, не унываете? – кричал Лева видневшемуся за проволокой человеку средних лет в поношенной, грязной от глины одежде. – Что поделываете?
– Печи кладу. Всем доволен. «Великое приобретение – быть благочестивым и довольным».
– Пищи хватает?
– Хватает. «Девятьсот» зарабатываю, да еще на кухне подкармливают, когда ремонт делаю.
– Какие надежды?
– Бог усмотрит! – и, указывая рукой на небо, узник сказал, – Все там!..
Показался какой-то начальник, обходящий с вооруженной охраной зону лагеря, и узник, помахав приветливо рукой, отошел в сторонку. Лева слышал о том, что у него осталась большая семья, много детей. Он был пресвитером одной из небольших сельских общин и, несмотря на многократные предупреждения, продолжал смело проповедовать Христа. Его арестовали, приписав, как водится, антисоветскую агитацию с использованием религиозных предрассудков с целью… свержения существующего строя!
– Как это дико! – размышлял Лева, возвращаясь в Алма-Ату. Простой многодетный крестьянин, плотник по отхожему промыслу, по вере человек совершенно безобидный, покорный… О нем рассказывали, что он отличался особой кротостью. И вдруг – свержение существующего
Глубокой скорбью и болью наполнилось сердце Левы за многих и многих братьев и сестер, в поведении которых не было абсолютно ничего антисоветского. Их лишали свободы, заточали в тюрьмы и лагеря только за то, что они ревностно проповедовали Христа.
Одно утешало его – это то, что они идут путем Спасителя, ибо и Его, и Павла, и первых христиан гнали, обвиняли во всяких злодеяниях, которых они никогда не совершали и не мыслили совершать.
Попрощавшись с семьей Иванова –Клышникова и забрав свои скудные пожитки, Лева направился в горы. Дорога шла полем и степью, вблизи берега речки Алматинки. Он шел быстро, километр за километром, и седые от вечно лежащего на них снега горы вырисовывались все яснее и яснее.
У дороги он увидел отдыхающую девушку. Он узнал ее, и та, всмотревшись, узнала Леву.
– А, Таня! Вы куда, на работу? – спросил Лева.
– Да, на работу, в сады. Ходила в город, теперь спешу, да устала немножко.
Это была Таня, что дружила с Ваней. Они пошли вместе. Девушка явно была чем-то расстроена.
– Как поживаете? Как Ваня? – спросил Лева.
– Да ничего, – сказала девушка. Потом, помолчав, доверчиво взглянула на Леву. Видимо ей хотелось поделиться: Нехорошо получается… Меня-то со всеми девчатами назначили собирать яблоки, вон в те сады, – и она указала рукой направо, где виднелись начинающиеся у подножья гор сады. – А Ваня остался с ребятами на фабрике по сколачиванию ящиков. Ну, получили они там хороший задаток и выпили… А по пьянке пошли к бабам. Услыхала я, бросила работу и туда… На фабрику вот ходила.
– Ну и что же? – спросил Лева.
– Ничего. Только со мною он грубо обошелся. Злой какой-то. «Что ты, – говорит, – меня к своей юбке привязать, что ли хочешь?»
– Ну, он вас не оставит, – утешительно сказал Лева. – Вы такая хорошая…
– Уж не знаю, – вздохнула Таня, болит мое сердце, прямо разрывается. Эх, доводит все эта пьянка. А я ему себя отдала…
– Да вы бы лучше дружили с непьющим парнем, – сказал Лева.
– Да где они, непьющие-то? Все они пьют, гуляют…
Уже начало темнеть, когда Лева дошел до экспедиции. Она располагалась в одном из садов, находившихся в предгорье Тянь-Шаня. Экспедиция размещалась в нескольких простых деревянных избушках. Узнав о его назначении, сотрудники отвели его к начальнику. Это был крупный ленинградский ученый, специалист по растениеводству. Когда Лева увидел плотного седого человека, невысокого роста, с морщинистым улыбающимся лицом, он сразу почувствовал к нему самое доброе расположение. Тот принял его с полным радушием и дружески подал Леве руку, потом познакомил его со своей юной дочерью и женой, которые сопровождали его в экспедиции. Он что-то сказал жене не по-русски и она, утвердительно кивнув головой, вышла.
– Мы вас сейчас покормим, – сказал начальник, – а то ведь вы с дороги.
Через несколько минут перед Левой стоял вкусный суп с бараниной. Как ни старался Лева делать вид, что он не голоден и равнодушен к супу, он ел его с большим аппетитом, уплетая, как говорится, за обе щеки. Чтобы не смущать его, начальник экспедиции занялся какими-то бумагами, перекидываясь время от времени с женой отдельными фразами на каком-то непонятном ему иностранном языке.
Когда Лева кончил есть, в комнату вошла стройная девушка в белом. Лицо ее было бледное, волосы очень светлые, и вся она производила впечатление чего-то белого, светлого, прозрачного. Она поклонилась Леве и села у лампы с книгой.