В Иродовой Бездне (книга 2)
Шрифт:
Именно в этом журнале Лева прочел, что многие тогда умирали от туберкулеза легких, многие сходили с ума, кончали жизнь самоубийством, не будучи в состоянии вынести ужасы пребывания в каменном мешке. Но писалось там и о тех, сильных духом людях, которые, попав в заключение, чтобы не погибнуть, не сломить свою волю в тюрьме, жили богатой внутренней жизнью. Все, что они делали на воле, делали они и а застенке, но только… мысленно: двигались без движения, копали землю без земли и лопаты, пели без звука, радовались встречам и удачам — без встреч и удач, — все мысленно, а если выразиться точнее — духовно.
И Лева, кроме
О. если бы хотя бы немного, совсем немного настоящего чистого воздуха, без этого ужасного смрада, дыма, без этой рутами, ненависти!..
Когда Леву поместили в этот каменный мешок, в камере было место поближе к окну, и по тюремным неписанным законам Лева имел полное право занять его. Но потом в камеру ввели других, гораздо более несчастных, чем он. И Лева принял решение: всем им уступать лучшее место, а самому располагаться у зловонной бочки. Там он и спал. Вентиляции нет, душно, душно, страшно душно, болит голова… Лишь только те, кто разместился у окна, могли глотать немного свежего воздуха.
Сколько он еще пробудет здесь, неизвестно. Дни ползут медленно, мучительно медленно. Прошла весна, настало лето. И вот оно тоже близится к концу. А в каменном мешке все то же зловоние, тот же «климат», та же «погода».
– Тебе бы пора к окну, ты ведь давно здесь, — говорили Леве.
– Нет, мне и здесь хорошо, — отвечал он. — Пусть другие займут лучшие места. А про себя думал: «Они здесь страдают, несчастные, да и после смерти у них нет надежды ни на что хорошее, у меня же все впереди..,»
Древо жизни цветет,
Плод целебный несет.
И живая река там бежит,
Там бежит…
Лучший друг примет меня. О, какой воздух будет там, у источника живых вод. Это временное — ничто по сравнению с тем, что ожидает верующих, У этих же людей ничего нет. Пусть хоть здесь они займут лучшие места. А у меня вес впереди…
Так думал тогда девятнадцатилетний Лева,
Когда в камеру входил новенький и с опаской смотрел на место у зловонной бочки, его успокаивали:
— Это место всегда занято, располагайтесь рядом…
Делать добро другим — это радость, и отрадно было на сердце Левы, что он избавлял человека от неприятного соседства с парашей.
Ужасны дни в этом каменном мешке, еще страшнее ночи, когда щелкают замки, и кого-то выводят, и каждый содрогается и думает: «Не за мной ли пришли?» Люди опускались, страдали, мучались, ненавидели друг друга, но Леву никто не обижал. Многие даже жалели его пропадавшую молодость. А он… он их любил.
И вот однажды их наконец вывели на прогулку. Было лето, и воздух казался каким-то особенным, чудесным. Лева никогда не забудет, с каким наслаждением дышал он этим чистым летним воздухом. Да, он дышал им и не мог надышаться в
Лева посмотрел себе под ноги — это была настоящая земля, чернозем, а не цемент, как на полу каменного мешка. Юноша незаметно нагнулся, взял кусочек земли, зажал его в кулак и тайком принес в камеру. Из хлеба (он был, как глина) Лева сделал маленькую чашечку и, засыпав в нее земли, посадил чеснок, что дал ему сосед-заключенный, получавший передачи. Свой «огород» он поставил на окно, у решетки, ближе к форточке.
Каждый день Лева незаметно поливал посаженное. И вот — появился росток. Вначале маленький, незаметный, он рос на глазах и вдруг зазеленел. Жизнью повеяло в каменном мешке. Люди, неотрывно смотря на зеленый росток, словно забывали горе. Они вспоминали родные поля, луга, сады, говорили о посевах, об овощах, где что родится. Меньше стало зловонных, грязных анекдотов которыми пытались развлечься.
И Лева часами любовался этим зеленым ростком, думая о Том, Кто взошел, как отпрыск, как росток из сухой земли, и не было в Нем ни вида, ни величия.
– О чем ты думаешь, Лева, когда смотришь на эту растущую травку? — спросил его бывший начальник милиции.
– Я думаю о настоящей жизни! — ответил ему Лева. — Вот Христос. Он тоже, придя к нам в грешный мир, принял образ раба и явил людям настоящую жизнь — жизнь любви и мира, переходящую в вечную жизнь. Это растение напоминает мне Христа.
А растение росло, зеленело, и чем больше оно становилось, тем легче было заключенным переносить свои страдания.
Но вот однажды, во внеурочное время заскрежетали ключи в замке двери. Кто-то вошел и грозно произнес:
– Это что такое на окне?
– Да это только маленькое растение. Они никому зла не делает, — ответили заключенные.
Надзиратель полез на нары.
— Гражданин надзиратель, не трогайте, оставьте! — кричали ему. — Это никому не мешает…
Но он не слушал. Схватил и смял зеленеющий стебелек.
— Не положено! — отчеканил он. И бросил живое растение в зловонную бочку.
Захлопнулась дверь. Затих стук кованых сапог. В каменном мешке стало тихо. Люди молчали… А тот, кто сажал это растение, бледный, изможденный, худой, опустил голову на руки и задумался: Христос отвержен в современном обществе. Он, несущий жизнь, отдавший Себя ради страдающего люда, все так же не нужен миру. Его учение выбрасывают, как выбросили этот маленький росток. Даже имя Его стараются истребить с лица земли.
Но почему это? Почему? Ведь Он несет жизнь миру, Он зовет к любви, к братству, очищает нравственную атмосферу жизни от всякой нечисти. Пришел к своим, пришел к людям, а они не приняли Его, они убили Его…
Человечество не может жить без растений, они дают людям пищу, хлеб. Христос — хлеб жизни. Без него мир погибнет. О, Боже, как нужен Ты этим мятущимся, задыхающимся в грехах людям!
Послышались чьи-то крадущиеся шаги, кто-то с внешней стороны подошел к двери камеры, открыв волчок, заглянул внутрь. И в этом взгляде читалось одно: «Не положено, не положено!»