В Иродовой Бездне. Книга 2
Шрифт:
Спрашивается, а какая вера логична?
Обыск прошел благополучно. Все дорогое Лева ухитрился сохранить. А кроме Евангелия у него было еще вот что дорогое.
Несмотря на то, что посылки, получаемые от матери, проверялись не в обычной «конторке» у надзирателей, а получал он их у вахты, где вскрывались они под наблюдением кого-нибудь из высокого начальства, он аккуратно получал, от матери духовную литературу. Она разрывала на части старые духовные журналы — например «Радостную Весть» и завертывала в них яйца или осенью — яблоки. Эту оберточную бумагу пропускали
У Левы с собой был небольшой чемодан-ящик, в котором хранилось белье и некоторые продукты, которые прислала мать. Урки жулики нещадно грабили всех и готовы были, кажется, отнять даже хлебные пайки. Сундучок Левы вскрыли, обшарили все, отодвинув белье, как-то не заметили, как будто им Господь глаза закрыл, бутылку с маслом и рыбьим жиром, что очень пригодилось Леве в дороге: он делился всем этим со своими соседями по нарам.
Глава 20. На Кольском полуострове
«Господи! сила моя и крепость моя и прибежище мое з день скорби!..»
Иер. 16:19
Их везли по направлению к Мурманску. На станции К ела эшелон остановился. Выяснилось, что этапируемых направляют туда, где в те дни строилась самая северная в мире гидроэлектростанции. Строительство велось силами заключенных, чрезвычайно широко — начиная с крупных специалистов, непосредственно руководящих строительством, и кончая шоферами, ведущими непрерывный поток машин с грузами для стройки. Эта пирамида основанием своим упиралась в простого работягу-чернорабочего. В короткий срок на месте будущего строительства были возведены целые палаточные городки.
Из прибывших после санобработки и карантина формировали бригады, которые преимущественно вели земляные работы. Несколько дней в одной из них проработал и Лева, а потом, помолясь своему Лучшему Другу, отправился в санчасть и предложил свои услуги в качестве помощника лекаря.
Начальник санчасти побеседовал с юношей, расспросив, где. и кем тот до этого работал, задал несколько вопросов по специальности, а затем выдал наряд на перевод заключенного Смирнского на работу в лазарет — большую длинную палатку с натянутым поверх брезентом.
Глава 21. Старый врач
Еще до поступления на работу в лазарет Лева много слышал от уже находившихся там некоторое время заключенных об удивительной женщине-враче — Ольге Владимировне Рогге. Все без исключения называли эту старушкой матерью.
Говорили, что она долгое время проработала в Ленинграде врачом, а в заключение попала за то, что якобы слишком жалела людей: выдавала больничные листы всем, кто просил ее об этом. Всякого просящего она считала уже больным. Нашлись злые люди, которые завели на нее дело за растрату государственных средств. Ее судили и дали срок — пять лет заключения
Седая старушка с румяным, слегка покрытым мерщиками лицом встретила Леву приветливо. Она не стала ему рассказывать, что и как ему предстояло делать, а прежде всего, поздоровавшись, задала вопрос:
— Голубчик, как ты себя чувствуешь? Не болит ли что? Ты с тяжелых работ вероятно?
— Да, я был в эти дни на земляных, — ответил Лева.
— Ну вот что, голубчик, ты сегодня отдохнешь; приведи себя в порядок, сходи в баню вне очереди, а уж завтра приступим к работе.
Поблагодарив старушку, юноша направило! к своему бараку. Действительно, после этапа и земляных работ он чувствовал себя утомленным. А кроме того, ему очень хотелось найти братьев по вере, и он прошелся по лагпункту, думая найти их.
Лева поспал немного, и почувствовал себя гораздо бодрее. Он стал расспрашивать у дневальных бараков, нет ли в них верующих евангельских христиан-баптистов. Да, они нашлись и здесь, но почти все, кроме старенького брата — дневального, работали за зоной. Встреча с ним была самая радушная: в бараке его, кроме верующих, не оказалось, и они, преклонив колена, воздали хвалу Богу за его милости.
— Много здесь братьей, — говорил дневальный, и почти с каждым этапом прибывают все новые я новые.
Вечером на нарах братья вместе читали Слово Божие, которое привез Лева.
На следующий день Лева приступил к работе у Ольги Владимировны. До этого лагерных больных обслуживал неграмотный санитар, который не был в состоянии прочесть по-латыни врачебную пропись. Ольга Владимировна была очень рада, что Лева оказался знающим и вдумчивым работником.
— А меня держат только в стационаре, — пожаловалась она юноше. Начальник запретил мне вести прием больных в амбулатории.
— Это почему? — поинтересовался Лева.
— Да потому, что я действую справедливо: больной человек — освобождаю, не боюсь ни начальства, ничего
— Я слышал, Ольга Владимировна, — сказал Лева, — что вы — воплощение добра и действительно стараетесь помочь людям, всех называете «голубчиками», всех жалеете.
— А как же иначе, Лева? Ведь наша профессия — самая человечная, и кто, как не мы, врачи, должны жалеть людей и сострадать им?
— Откуда же такая ваша доброта? — продолжал спрашивать Лева.
Старенькая доктор задумалась и ответила так:
— Могу рассказать, как я получила образование. Звание доктора мне было присвоено в России, когда женщине стать врачом было чрезвычайно трудно. Училась же в Германии, и только завершила получение образования, как началась первая мировая война и я попала врачом на фронт, где лечила и перевязывала русских солдат. (Сама я русская, только замужем была за иностранцем.) Сколько ужасов довелось увидеть мне на войне!.. Так что врачом, как видишь, работаю уже давно.
— Но, Ольга Владимировна, — мягко возразил ей Лева, — все таки только этим вашу доброту не объяснишь. Тут, вероятно, что — то другое.