В исключительных обстоятельствах
Шрифт:
— Если я вас правильно понял, Луи, вы по долгу службы поступили так, как советует наша народная мудрость — чтобы и волки были сыты и овцы целы...
— Пусть будет по-вашему, Сергей.
Луи усмехнулся, подошел к столу, наполнил два бокала и вернулся к Сергею.
— Давайте выпьем...
— За что?
— За трезвость...
— Игра слов?
— Нет, голос разума. За трезвость и реализм... Я уже объяснил вам.
— Что же, давайте выпьем.
Луи отнес пустые бокалы и вернулся,
— Вы мне задали не очень простой вопрос... Шоу в универмаге... Так, да? Теперь разрешите, я тоже хотел бы кое о чем спросить вас. Я повторю вашу преамбулу, — если не пожелаете отвечать, то скажите честно, — я не обижусь,
— Я вас слушаю, Луи.
— Однажды вы заинтересовались хромым господином, сидевшим со мной в ресторане? Чем вызван ваш интерес к особе господина Кастильо?
Неожиданный вопрос Крымова несколько озадачил, но он не дал себе труда задумываться — подтекст дошел позднее.
— Чисто профессиональный интерес, пренебрегая им, мы, журналисты, иногда попадаем в неловкое положение. Кто? Что? Зачем? Почему? Когда? Вы хорошо знаете, что это не праздная любознательность, а поиск чего-то необычного, интересного для читателя. Знакомство с представителем крупной западной фирмы позволяет получить интересную информацию из первых рук.
Луи взглянул недоверчиво:
— Это все?
— Да, пожалуй. А вы что подумали?
Луи сразу не ответил, точнее, он так и не ответил, хотя говорил все о нем же, о хромоногом.
— Вы как-то спросили — давно ли я знаком с этим господином. Я его увидел впервые здесь, в Москве. Я уже говорил — меня рекомендовал ему дядюшка. Кастильо сам нашел меня. Нашел и... Как бы это выразиться... Прилип... Можно так сказать?
Сергей усмехнулся, вспомнив в этой связи не очень приличную поговорку про банный лист.
— Он ищет моего общества, засыпает разными вопросами. В первую очередь его интересуют мои знакомые, друзья, москвичи. Как они живут, что рассказывают, о чем тревожатся, чему радуются и так ли уж уютно им в Москве, как утверждает официальная советская пропаганда. Не пойму, зачем все это коммерсанту? Как вы думаете?
— Трудно ответить на ваш вопрос. Всякое можно допустить.
Сергей постарался собраться с мыслями. Он догадывался, в чем смысл вопросов хромоногого. Ему только не ясно, что стоит за желанием Луи Бидо услышать мнение советского журналиста о странном поведении господина Кастильо. Но своих мыслей Сергей не выдал, продолжал спокойно:
— А вы не допускаете такого варианта. Ваш знакомый решил что-нибудь написать о Москве: публицистические заметки, очерк, записки бывалых людей... Теперь это модно.
— Конечно, и такое можно предположить. Но я думаю, что он неспроста следит за каждым моим шагом.
— Помилуйте! — шутливо взмолился Сергей и даже вздел руки. — Что вы! Кто же он, этот Кастильо, на самом деле? У вас есть какие-то догадки?
Луи молчал, нахмурился. Не дождавшись ответа, Сергей продолжал:
— Если разрешите, я мот бы высказать предположение.
Луи вопрошающе посмотрел на Сергея:
— Я вас слушаю...
— Вспомните, по чьей рекомендации вас разыскал этот господин. Я думаю, что люди, подобные вашему дядюшке, ничего не предпринимают без дальнего прицела. Причем его интересы, судя по вашим словам, сомнительной честности. Это лишь предположение, стоящее на грани досужей фантастики... Я прошу вас воспринимать сказанное только так.
Позже Луи поведал Сергею, как он вслушивался в его слова, пытаясь найти искомую правду. Но теперь он молчал, и только на лице его появился отсвет внезапного озарения, сменившего смятение чувств и мыслей. А Сергей поспешил обернуть все в шутку:
— Все образуется, Луи. Не надо расстраиваться. Послушайте, друг мой, а может, он хочет убить вас, ограбить?
Однако Луи не принял приглашения к шутливому разговору:
— Я подумал о другом — не присматривается ли он к моей особе, чтобы вовлечь в сферу своей деятельности?
«А почему бы и нет», — подумал Сергей, но вслух, в том же шутливом, тоне, указав на лоб Луи, с нарочитой тревогой опросил:
— Дорогой мой друг, вы, кажется, не лишены фантазии?
Луи рассмеялся:
— Иногда мне самому кажется, что я брежу. Но это не так. Я в полном здравии, а мысли приходят вот такие...
— Мрачные?
— Да, пожалуй.
— Не знаю, что вам сказать. Вы затеяли разговор на такую...
— Хотите сказать — щекотливую тему. Возможно...
Луи говорил взволнованно, хотя и не громко. А Сергей в недоумении: с чего бы это? Много выпил и потерял контроль над собой? Или Кастильо растревожил, пытаясь спровоцировать и втянуть его в какое-нибудь грязное дело?
— Вот что, Луи...
— Конец — тема исчерпана... Пить будем, а говорить нет. — И Бидо направился к столу, за которым бражничали Бонар и Смит.
За столом шел отрывистый разговор. Аннет односложно, нехотя отвечала на стандартные вопросы Бонара о Москве и москвичах, вопросы, в которых был заключен и желаемый ответ. Оставив один из таких вопросов без ответа, Аннет посмотрела на часы, резко поднялась с места и, не скрывая иронической улыбки, сказала:
— Я единственная женщина за столом. И увы, никто из джентльменов не счел нужным спросить, не желает ли мадемуазель Аннет произнести тост. А я хочу сказать несколько слов...