В конце пути
Шрифт:
Он ответил без промедления:
– Я люблю музыку.
– Хорошо! Замечательно. Понятно, почему вы так нравитесь начальнице.
– Скажите, – протянул Чарли. – Вы очень долго были вестницей Смерти, а теперь вот это, вот здесь, отставка… Что вы станете делать?
Вопрос внутри вопроса – что вообще можно делать, когда сделал уже так много?
Она подумала, потом начала перечислять, загибая пальцы:
– Печь хлеб, читать, заниматься по субботам скалолазанием в женском клубе, давать уроки плавания с аквалангом. А еще мне давно пора провести ревизию гардероба.
После
«Я ничего не чувствовал. Я чувствовал – мир гибнет. Чувствовал – я горю. Чувствовал – я промерз до костей. Я чувствовал, будто все бессмысленно. Чувствовал, будто я стал свидетелем самого важного человеческого поступка за всю историю мира».
Она долго молчала – была, видимо, занята общественной деятельностью, спортивной ходьбой, клубом любителей книг, поиском идеальных ингредиентов для идеальных блюд; теперь-то у нее хватало на все это времени. Наконец пришел ответ.
«Похоже, вы прекрасно осваиваетесь».
Глава 30
Поливаемый сентябрьским дождем вестник Смерти встал перед тяжелой деревянной дверью в защитном металлическом каркасе, расположенной в муниципальном доме Кеннингтона, и трижды постучал.
Тишина внутри, тишина вокруг.
Он постучал вновь.
Ни движения.
Чарли подошел к окну у двери, заглянул через металлическую решетку, увидел лишь занавеску из цепочек, а за ней – смутные очертания плиты и холодильника.
Вернулся к двери, постучал три раза.
Изнутри долетел голос – женский, громкий:
– Отвали!
Чарли нерешительно замер. В его работе подобная реакция порой встречалась, но тут он даже еще не начинал разговора.
– Мисс Янг? Мисс Агнес Янг?
– Отвали!
– Мисс Янг, меня зовут Чарли, я не из муниципалитета.
– Вали! К черту!
– Мисс Янг, я вестник Смерти.
– Да вали ты уже отсюда… – Слова перешли в тихое бормотание, потом загремели вновь: – Вали! К черту! Не ясно, что ли?!
Чарли сглотнул – ситуация грозила перерасти в скандал, а скандалов Чарли не любил. Он глянул в один конец аллеи, в другой, не услышал ничьих шагов, не увидел ни одного любопытного лица, сглотнул еще раз и чуть повысил голос.
– Мисс Янг, меня прислал Смерть – выразить вам и вашему дедушке свое уважение и передать наилучшие пожелания. Если вы не хотите меня видеть, нестрашно, я понимаю, я тогда оставлю набор инструментов за порогом, а вы…
Загремела снимаемая цепочка. Щелкнул один замок, второй. Дверь распахнулась, и за ней предстало пять футов два дюйма [2] ярости в розовых спортивных штанах и серой толстовке, в светлых пушистых тапочках и с «ульем» на голове – Агнес Янг. Кожа у нее была шоколадно-коричневая, лоб и подбородок украшали бледные угри. Маленькие руки упирались в широкие бедра, а широкие бедра загораживали дверной проем – пусть только кто попробует войти в ее королевство! Из-за спины Агнес пахнуло табаком, но облако дыма скрыла львиная грива черных как смоль волос – они были туго, до блеска, зачесаны ото лба и взрывались
2
157 см.
– Прикалываешься?
– Нет. – Чарли подавил желание сбежать от этого выразительного взгляда. – Меня зовут Чарли, я вестник Смерти…
– Он, мать твою, не умирает, не умирает, мать твою, так что ты лучше прикалывайся, блин, не то я тебе устрою, ясно?
Чарли молчал, облизывая губы и подыскивая разумные слова. С трубы над головой стекала дождевая вода, капала на бетон под ногами, мочила левую штанину и норовила просочиться в носок.
– Мисс Янг, – наконец произнес вестник, – иногда меня присылают как предостережение, а иногда – как последнюю любезность, мой визит не обязательно означает смерть человека, скорее…
– Ты пришел из-за дома? Поздно – все уже уехали к черту. Конец, блин, только мы с места не сдвинемся, слышишь? Передай своему боссу, мы, блин, отсюда ни ногой.
Вестник Смерти – пятки вместе, спина прямая – ощущал себя последней выстоявшей скалой, которую хлещет разгневанное море. Кто именно победит в битве между девичьей яростью и профессиональным хладнокровием, сомнений почти не было.
Тут из глубины квартиры долетел еще один голос – теплый, как слоеное пирожное из духовки:
– Агнес, впусти человека, ладно?
В другом краю…
…возле ограждения из колючей проволоки…
…вестница Голода стояла перед громкоговорителем, который почему-то тыкали ей в лицо, и говорила задыхающемуся от гнева мужчине, хозяину громкоговорителя:
– …ведь манипуляции с генами начались с Менделя и гороха?..
У кромки песков…
…вестница Войны задумчиво дергала себя за нос, скрывая удивление, и бормотала:
– Сколько-сколько, вы говорите, за баррель?
В белом свете лабораторных ламп…
…вестник Чумы поднимал руки и восклицал:
– Нет, спасибо! Знаю, она хорошо запечатана, но я все равно не хотел бы ее уронить, пусть кто-то другой возьмет, если вы не против.
В муниципальном доме в Кеннингтоне…
…вестник Смерти сидел на потрепанном буром диване в потрепанной бурой комнате, пол которой занимали бурые картонные ящики со старыми бурыми бумагами, а мужчина с короткой седой растительностью на эбеново-черном лице, одетый в темно-синий свитер и коричневые вельветовые брюки, дул на горячую кружку с чаем и спрашивал:
– Издалека приехал, сынок?
– Нет, сэр, – отвечал Чарли.
Агнес сунула ему чашку с логотипом футбольного клуба «Ливерпуль»; ее ручка давным-давно была принесена в жертву кухонным богам. Вестник крепко обхватил чашку, грея промокшие пальцы, а старый Иеремия Янг посмотрел на стоящий рядом чемоданчик с инструментами.
– Я живу в Лондоне, – пояснил гость.
– А, хорошо. Что, у Смерти в каждой стране по вестнику, или ты путешествуешь?
– Путешествую.
– Тебе нравится? Ты ведь, наверное, вечно в аэропортах. Или у тебя огненный скакун?