В костюме голой королевы
Шрифт:
— Мацони, вот что тебя спасет! — авторитетно заявила подружка. — Самое настоящее грузинское мацони, натуральный кисломолочный продукт.
Ольге Палне из всего возможного натурально-грузинского в настоящий момент близка и понятна была разве что цитата из фильма «Мимино»:
«— Ты и она — не две пары в сапоге.
— Почему?
— Слушай, ты — видный мужчина, а она — возьми кошку, опусти в воду, вынь — и такая же худая!»
Это было про нее и Громова. Он — красавец-мужчина, спортсмен и олигарх, а она — чучело Масленицы после ритуального аутодафе! Хорошо, что
— В настоящем грузинском мацони полно полезных бактерий, и все они такие же шустрые, как Сосо Павлиашвили! — не умолкала Люсинда.
Ольга Пална тут же представила, как по ее обожженной спине, размахивая руками, подергиваясь от избытка энергии и — не дай бог! — распевая, бегают маленькие гиперактивные Сосо, и усомнилась в великой пользе такого лечения.
— Глупости, — отмахнулась от ее сомнений Люсинда. — Ты ничего не понимаешь ни в продуктах, ни в мужиках!
Очевидно, подружка забыла, кто в начале года чудесным образом отхватил себе лучшего в южных широтах жениха — без пяти минут олигарха Андрея Громова, но спорить с ней у Ольги не было сил. Проще подчиниться и идти искать легенды Грузии — мацони, шашлыки и мужиков, причем в их улучшенном экспортном варианте, поскольку отдыхали подруги в Сочи.
То есть официально-то Люсинда и Оля пребывали в командировке. Родная школа делегировала их на краевой слет молодых педагогов, однако этот профессиональный шабаш был приурочен к Дню учителя и имел насквозь праздничный, необременительный характер.
Предполагая, что так и будет, Ольга Павловна пыталась отказаться от увеселительной поездки в пользу кого-нибудь из менее обеспеченных коллег. Она все еще стеснялась своего положения жены богача и не считала себя вправе претендовать на бесплатный отдых в Сочи, раз уж супруг в состоянии вывозить ее на лучшие курорты планеты и ближнего космоса. Но Люсинда категорически не желала ехать на слет «с этими мымрами», как она называла более благоразумных и степенных школьных девушек, то есть всех, кроме самой себя и Ольги Павловны.
Энергичности, предприимчивости и результативности Люсинды, поставившей перед собой определенную цель, мог бы позавидовать любой спецназ. Директриса Майя Андреевна вызвала Ольгу Павловну Романчикову на ковер и поставила вопрос ребром. Или Ольга едет с Люсиндой в командировку на слет молодых учителей — или увольняется и переквалифицируется в управдомы, благо, хоромы у ее супруга обширные, есть чем управлять!
— Полагаю, общественность вашей школы просто мечтает хоть немного отдохнуть от Люсинды, так что тебя не столько наградили, сколько принесли в жертву, — успокаивая встревоженную Ольгу Павловну, проницательно предположил сам упомянутый супруг.
Для пущего спокойствия Оли он предложил заплатить за ее пребывание на курорте из своего кармана.
Так Оля с подружкой оказались в пентхаусе с двумя отдельными спальнями, тремя совмещенными балконами и джакузи такого размера, что в ней запросто могла бы разместиться и комфортно проживать семья дельфинов.
— Всегда буду ездить только с тобой! — ликовала Люсинда, все более ужасая Ольгу Павловну.
Ее активность
Где искать это самое мацони, Оля не знала, а Люсинда и не хотела узнавать, потому что получала большое и искреннее удовольствие от блуждания по закоулкам, компрометирующим Сочи как курортную столицу страны.
Глинобитные хаты и кособокие деревянные домики, пыльные улочки с потрескавшимся асфальтом или вообще без него, смешанный запах вялящихся на солнце фруктов, дикой мяты, разноцветных астр, вьющихся роз, виноградного сока, сочащихся битумом толевых крыш и уличных уборных — Люсинде все это ужасно нравилось.
— Ах, какой колорит! — восхищалась она, собственноручно добывая переспелый инжир с дерева, пыльные ветки которого опрометчиво не остались в очерченных забором пределах двора.
— Ах, какой темперамент! — восторгалась она, слушая иноязычную ругань бабки, законно пребывающей на одной территории с инжиром.
— Ах, какое гостеприимство! — растрогалась она, когда выяснилось, что вызванный крикливой бабкой волосатый дядька в семейных трусах притащил их не в зиндан, а к водоразборной колонке — мыть руки, инжир, сливы и яблоки из бабкиного сада.
— Аф, какой фкуф! — мычала она, набивая рот дарами щедрой сочинской природы и доброй армянской бабки.
— Если ты еще раз ахнешь, я тебя укушу! — не выдержала Оля.
Бедняжку знобило, мутило и неудержимо тянуло к земле. От падения на придорожную траву-мураву страдалицу удерживало лишь понимание того, что лежать на спине она никак не сможет. А валяться в лопухах на брюхе Оле было стыдно и странно.
Она же не пластун-разведчик на задании! Она респектабельная молодая дама, благородная училка, верная супруга и добродетельная мать.
Так она Люсинде и сказала.
— Вот, кстати, Романчикова, все хочу спросить тебя, почему ты и после замужества работаешь в школе? — по привычке назвав подружку девичьей фамилией, спросила Люсинда.
Могла бы и не спрашивать!
Олин новый и пока единственный сын Димка Громов по прозвищу Фантомас первого сентября пришел к Люсинде во второй «А», хотя никогда нигде не учился в первом.
Раньше Димке было не до школы, он серьезно болел, и когда он только начал адаптироваться в нормальном детском коллективе, Оля сочла своим долгом находиться поблизости.
— Потому что приглядываю за Димкой, — коротко объяснила она любопытной Люсинде.
— Не доверяешь мне? — подружка сделала попытку обидеться, но тут же передумала, учуяв новый запах.
В симфонию ароматов мощным крещендо ворвался слаженный дуэт жаренного на открытом огне мяса и маринованного лука. Подсознание подсказало Ольге Павловне, что для пущей гармонии песни жизни не хватает мажорного журчания красного вина, и к черту кислое молоко любого происхождения!
Не сговариваясь, Оля с Люсиндой повернулись и с ускорением пошли на запах, взволнованно потягивая носами.