В краю лесов
Шрифт:
– Сейчас мы его разыщем, - сказал Фитцпирс.
Он подбросил в костер охапку прошлогодних листьев, отчего пламя взметнулось ввысь, а окрестные тени внезапно сгустились, мгновенно превратив вечер в ночь. При свете костра они долго обшаривали на четвереньках поляну, пока наконец Фитцпирс не поднял голову от земли.
– Мы всегда встречаемся при странных обстоятельствах, - сказал он, опершись на локоть.
– Хотел бы я знать, нет ли за этим тайного смысла.
– Разумеется, нет, - поспешно проговорила Грейс, выпрямляясь.
– Прошу вас, не надо об этом.
– Надеюсь, в кошельке
– Совсем пустяки. Мне жалко не денег, а кошелька, это подарок. В Хинтоке деньги нужны не больше, чем Робинзону на необитаемом острове; здесь почти не на что их тратить.
Они уже оставили поиски, когда Фитцпирс увидел, что у его ног что-то лежит.
– Вот он, - сказал Фитцпирс.
– Теперь ни вашему отцу, ни матери, ни подруге, ни поклоннику не придется досадовать на вашу рассеянность.
– Знал бы он, где я сейчас...
– Поклонник?
– лукаво спросил Фитцпирс.
– Не знаю, можно ли его назвать этим словом, - простодушно ответила Грейс.
– Поклонник - это что-то легкомысленное, поверхностное. А этот человек совсем не таков.
– Он обладатель всех основополагающих добродетелей.
– Может быть... Только я не могла бы их перечислить.
– Зато ими обладаете вы, а это гораздо лучше. Шлейермахер[16] учит, что основополагающими добродетелями являются самообладание, настойчивость, мудрость и любовь. Лучшего перечня добродетелей мне не приходилось встречать.
– Боюсь, что у бедного...
– Она чуть было не сказала, Уинтерборна, подумав о том, что у подарившего ей кошелек Джайлса было не слишком много настойчивости, хотя вдоволь хватало трех других добродетелей, но вовремя сдержалась и умолкла.
Полупризнание Грейс перевернуло Фитцпирса. Мгновенно утратив чувство превосходства, он взглянул на нее глазами истинно влюбленного.
– Мисс Мелбери, - сказал он внезапно, - признайтесь, я угадал, что тот добродетельный человек, о котором вы упомянули... словом, что вы его отвергли.
Грейс пришлось признать это.
– Это не праздное любопытство. Боже избави, чтобы я посягал на чужую святыню. Но, дорогая мисс Мелбери, теперь, когда его нет, могу я приблизиться к вам?
– Я... я ничего вам не скажу!
– воскликнула она.
– Сейчас он мне ближе, чем раньше. Когда отвергаешь человека, потом чувствуешь к нему жалость.
Эта новая помеха лишь возвысила Грейс в глазах доктора; любовь его перешла в обожание.
– Скажите хоть слово, прошу вас, - взмолился он, теряя голову.
– Не настаивайте... Уже поздно, мне надо домой.
– Да, конечно, - отозвался Фитцпирс, но не двинулся с места; ей показалось неловко уйти так сразу, и они молча стояли рядом еще некоторое время. Тишину нарушили две птицы, - не то устраиваясь на ночлег, не то свивая гнездо, они вступили в отчаянную распрю, помешавшую им воспользоваться крыльями, и с размаху шлепнулись в горячую золу костра, откуда сразу разлетелись в разные стороны.
– Вот так кончается то, что зовут любовью, - произнес чей-то голос. Это была Марти Саут, она стояла, запрокинув голову, в надежде увидеть упорхнувших птиц. Внезапно обнаружив перед собою
– Ах, мисс Мелбери! Я засмотрелась на голубей и не заметила вас. А вот и мистер Уинтерборн!
– робко прибавила она, взглянув на стоявшего в тени Фитцпирса.
– Марти, - прервала ее Грейс, - проводите меня домой, пожалуйста! Пойдемте, прошу вас.
– Не мешкая, она схватила Марти за руку и быстро зашагала прочь от шалаша.
Они удалялись от призрачных рук поваленных голых деревьев, от рощи, от надранной коры, от Фитцпирса, ото всего - тропинкой через перелесок, где между стволов проглядывали бледные пучки примулы.
– Я и не знала, что мистер Уинтерборн там, - нарушила молчание Марти уже возле самого дома Мелбери.
– Его там не было, - сказала Грейс.
– Но, мисс Мелбери, я сама его видела.
– Нет, - ответила Грейс.
– Это был другой. Джайлс Уинтерборн мне не нужен.
ГЛАВА XX
Воздушный узор ветвей над Хинтоком заслонили тяжелые непроницаемые купы листьев, и лес стал казаться внушительнее и обширнее. Его ветви отбрасывали на дорогу и на лица проходивших по ней деревенских девушек зеленые тени, бахромчатым краем нависали над садом Мелбери и в дождливую погоду роняли в него крупные капли, оставлявшие оспины вдоль всего засеянного участка, пока Мелбери не пришел к выводу, что хорошему огороду на таком месте не бывать. Два дерева, скрипевшие всю зиму, затихли, однако этот зловещий звук достойно сменили жалобы козодоя. Солнце множеством мелких звездочек вспыхивало среди листвы, лишь в полдень открыто показываясь из-за деревьев прямо над головами хинтокских обитателей.
Таким оно предстало и в канун Иванова дня, но пробило девять, и по земле пролегли таинственные тени; местами они сгущались, пугая прохожих неожиданными очертаниями. Среди стволов и ветвей мерещились странные лица и фигуры, созданные игрой угасающего дня; листья ясеня, точно зрачки, мерцали в полутьме, а бледное небо выглядывало из-за стволов то закутанным в белое призраком, то раздвоенным змеиным жалом. Так было до восхода луны. Но едва ночное светило глянуло вниз с небесной выси и всем полным ликом засияло окрестным лужайкам и полянам, как шум голосов нарушил привычный покой позднего часа.
Услышав возгласы, доносившиеся с опушки леса рядом с владениями Мелбери, Фитцпирс выглянул за калитку, - теперь он чаще смотрел на дорогу, чем в книги, - вообразив, что это Грейс переговаривается с кем-то на улице. Отныне он был безраздельно предан Грейс Мелбери, не будучи, впрочем, уверен, что она платит ему тем же. На сей раз идее удалось воплотиться в материальном объекте, думал он, в порыве влюбленности уверив себя, что ему выпал тот самый случай, который он до сих пор считал невозможным. Однако за калиткой он увидел не Грейс, а стайку деревенских девушек, - кто чинно, кто в приступе необузданного веселья, они направлялись куда-то в сторону леса. Потихоньку спросив у вышедшей в сад хозяйки, что они затевают, доктор узнал, что сегодня канун Иванова дня и девушки собираются гадать на суженого. Заявив, что это кощунство, которое она, со своей стороны, осуждает, хозяйка вернулась в дом и улеглась спать.