В крике от смерти
Шрифт:
– Вы нам Кавалера отдайте, – проговорил Кулак. – А мы тогда…
– Ты кто такой, чтоб условия ставить? – усмехнулся Кривой.
Кулак шагнул вперед.
– Тормози, – остановил его Кок.
– Анджей! – бросилась к двери пожилая женщина.
– Привет, мам! – Обняв, он ткнулся губами ей в щеку.
– Ну здравствуй, – сказал сидевший за столом отец.
– Здорово, – кивнул Анджей.
– Где ж ты был, сынок? – спросила мать.
– На шабашках, – усмехнулся Анджей. – Деньги зарабатывал.
– Хороши шабашки, – проворчал отец, – если
– Ну извини, нехорошо, конечно, получилось, – пожал плечами Анджей.
– Баньку истопить? – спросил отец. – Ты ж всегда попариться любил.
– В другой раз, – отказался Анджей. – Я проездом. Вас посмотреть и самому показаться. Это вам, – он показал глазами на три пакета у двери, – а я поехал. Как будет время, заскочу.
– И чем же ты таким занят-то? – проворчал отец.
– Деньги зарабатываю, – рассмеялся Анджей.
– А мы каждый день милицию ждем, – вздохнул отец.
Мать со слезами на глазах отвернулась.
– Да все у меня нормально, мам, – поцеловал ее сын. – Через недельку заскочу и побуду пару дней. А копать картошку обязательно приеду. – Он вышел.
– Анджей! – бросилась следом мать. – Может, поешь?
– Некогда, мама, – услышала она голос сына и шум отъезжавшей машины.
– Уехал? – спросила Елена Анатольевна.
– С матом, – ответила медсестра. – Он себе щеку здорово разодрал. Видно, когда упал, сильно ударился. А с утра позвонил и сказал, чтоб за ним приехали. Отматерил нас.
– Понятно, – кивнула Елена Анатольевна. – Но значит, все-таки полегче ему стало.
– Выходит, с Шерифом в доле, – усмехнулся Каток. – Ну а вы что думаете? – спросил он у Кока и Кулака.
– Да я лично хрен на все эти дела забил, – отмахнулся Кулак. – Мне не катит шестерить у какого-то мусора. То, что он мент, – однозначно, и мне все это не в жилу.
– Так-то оно так, конечно, – пробормотал Кок, – но Шериф предлагает нам бабки делать. Часть трассы под наше крыло отдает. И с армяшками вроде как разбор навести желает. Правда, я в это не совсем верю, что-то тут не так. С Персом от только по рукам ударил, а теперь, значит, с нашей помощью хочет с ним же и разделаться. Хотя, может, крайними нас сделать желает. В общем, я не знаю, что базарить. Звонил в Тамбов, мне там разжевали, что Перс от братвы скрывается. Предъява ему серьезная имеется. Насчет Шерифа вообще никто ничего не слышал. Значит, дороги тамбовской братвы и Шерифа еще не пересекались.
– А кто до Шерифа трассу от Пензы имел? – спросил Кулак.
– Серый, – ответил Кок. – Его в прошлом году завалили по бухаре в кабаке. Там шухер какой-то вышел, и баклан приезжий Серого ножом ударил. С того баклана в изоляторе получили, забили его. Но Серый кончился. Там вроде делить его людей и владения начали, но не вышло ничего. А тут и объявился Шериф. Кривой как раз с Турком откинулись и сразу под него ушли. И начали они бабки себе делать. Турок, правда, нигде не светится, да и Шериф тоже, но тем не менее имеет все, что хочет. Вообще-то с головой он дружит,
– На хрен фирмы все эти! – перебил его Каток. – Что Шерифу отвечать будете?
– Пошлем его подальше, – ответил Кулак. – Но Кавалера я один хрен выцеплю и разделаю.
– А с мордой что случилось? – посмотрев на вошедшего Анджея, спросил Эдуард.
– Поскользнулся, упал, очнулся – морда в крови, – сев на стул, усмехнулся Анджей.
– Быстро ты вылечился! – рассмеялась Ирина.
– Не при даме будет сказано, – процедил Гончаров, – большего унижения я в жизни не испытывал. Две молодых кобылы судачат о своих делах, а я без штанов шлепаю к унитазу и сижу. – Он выругался. – И так еще два раза. Я и не выдержал. Видно, психанул крепко, ну и вырубился. Такое со мной иногда бывает. В шесть позвонил Катку… В общем, в эту канитель я больше ни ногой. Дай, пожалуйста, что-нибудь пожрать, – попросил он Иру. – Там кусок в горло не лез. Стыдно было выходить из камеры, то есть из палаты… – засмеялся он. – Во, блин, попал!
– А куда ты ездил? – наливая суп, спросила Ирина.
– К родителям. У меня с ними отношения потеряны. Когда в тюрьме сидел, отец ни одного письма не написал. Мать, правда, пару раз приезжала. Когда освободился, я в деревню к ним приехал. Но тут перестройка началась, и я нашел себе работу, – рассмеялся он. – На ферме чистил стойла. Потом замену подыскал. На работу я всегда вовремя уезжал, а сам в Кирсанов, это рядом, и на рынок. Молдаван и кавказцев заставлял оплачивать пребывание в России. Потом узнал, что это деяние подпадает под статью уголовного кодекса, рэкет называется. Раньше такого не было. Я ведь после Афгана ограбил три сберкассы, напал на инкассатора и дважды боролся со спекулянтами. Был осужден, но амнистирован как участник афганской войны. Потом заправки и придорожные кафе начали охранять. Понимаешь?
– Конечно, – насмешливо откликнулась Ирина. – Приезжаете к хозяину и говорите: будем охранять за малую плату. Хозяин объясняет, что он уже платит за охрану. А вы заявляете, что охранять его вы будете сами. Что-нибудь подожжете, и вам платят. Но через два года…
– Через полтора, – поправил ее Анджей, – пришлось заканчивать с этим весьма прибыльным делом. Во-первых, конкуренция велика. Мою машину взорвали, и дважды пытались меня застрелить. Во-вторых, нами очень серьезно занялась милиция. И если бы не Гусар, который помог уехать во Францию и стать солдатом удачи, что было бы с нами, черт его знает. А так мы улетели в легион и уже через неделю… – Замолчав, Анджей начал есть.
– Не страшно было на войне? – спросила Ира. – Ведь воевали за деньги, а их могли и не получить. Убили бы, и все.
– Видишь ли, Ирина, я больше ничего не умею делать. Бизнесмен из меня никогда не выйдет. И рано или поздно милиция взяла бы меня. В тюрьму я больше не ходок. Поэтому я бы отстреливался до последнего. Больше всего на свете я боюсь неволи. Это я в тюрьме понял. Раньше боялся змей, болезней разных, а сейчас понял, что страшнее тюрьмы нет ничего. Ты на родине и в то же время в плену. В общем, хватит об этом. Суп великолепный. А что на второе?