В крике от смерти
Шрифт:
– Я все напишу прокурору! – закричал армянин. – Вы просто выбиваете из меня показания. Сами не трогаете, а суете в камеру, где…
– Да черт бы тебя подрал! – не выдержал майор. – Тебя бьют потому, что ты сам напорол, как говорится, косяков и не вернул долги. Сошелся с бывшим ментом из Пензы и возомнил себя крестным отцом. А ты забыл, что в Тамбове никогда не давали гулять черным? Посадить тебя в одиночку я не могу, камеры и так переполнены, понял? Вот свалился ты на нашу голову! Ну, уметские тебя отоварили, это понятно. Так ты и с мужиками из сельской местности задирался, и через полтора
– Что это твой полковник не едет? – помешивая ложкой в кастрюле, спросила женщина лет сорока пяти.
– Занят, видно, – ответил крепкий мужчина с седыми висками и шрамом на лбу. – Звонил, вроде должен появиться. И когда он только угомонится? Я тебя нашел, вот и сумел. – Обняв жену за талию, он заставил ее подойти поближе.
– Так я твоей женой была, – смеясь, напомнила она, – когда ты уезжал во второй раз. Забыл уже?
– Но ведь угомонился, – вздохнул он.
– Если бы ногу не отрезали, не уверена, что снова не поехал бы. А помнишь, как ты меня матом встречал, когда я приехала в госпиталь? Мол, уйди, я калека, не хочу тебе жизнь портить.
– Да все я помню. И до самой смерти не забуду. Благодаря тебе я живой сейчас, и все у нас нормально, милая моя Зойка.
Жена поцеловала его.
– Дурак ты был, Витька. Я тебя от дури той излечила. А полковника, если честно, жаль. Ищет придуманную им женщину и…
– Не вздумай при нем так сказать, – остановил ее муж, – взбесится.
– Ты позвони Эдику, узнай. Все-таки Анджей, считай, всех нас спас. Он тебя сколько тащил?
– Километров двадцать. Нас пару километров повстанцы преследовали. Так он два раза уводил их за собой. Потом вроде отстали. Я просил: «Пристрели меня», – а он спросил: «Ответь, только честно, – ты бы пристрелил?» Знаешь, Зойка, я до сих пор не знаю ответа. – Виктор вздохнул.
– Перестань! – Зоя, обняв его, снова поцеловала. – Ты бы поступил так же.
– Не уверен, – прошептал Виктор. – Я всегда хотел жить. Помнишь, я орал: «Уходи, ты мне не нужна, я лучше убью себя!» Знаешь, как я боялся, что ты уйдешь? Я бы не смог себя убить.
– Перестань, Витя, все хорошо, и не надо вспоминать о прошлом.
– Хорошо, Зойка, – улыбнулся он. – А Эдику действительно надо позвонить, узнать о полковнике.
Умет
– Понятно, – говорил по телефону Ахмет. – Но мне теперь тут так и сидеть, что ли? – довольно зло спросил он. – Я приехал сюда не для того, чтобы…
– Успокойся, – ответил Ваха. – Очень скоро мы приедем и дальше отправимся вместе. Я знаю, как выйти на Басаева. Он сейчас единственный, кто…
– После смерти Дудаева он всегда был единственным, – перебил Ахмет. – Когда ты будешь здесь?
– Скоро, – пообещал Ваха.
– Кто звонил? – спросила вошедшая в комнату Ирина.
– Лодыгины, – ответил Эдуард. – Спрашивали о полковнике. Я сказал, что он в больнице, Зойка обещала
– Знаю, – улыбнулась Ира. – Полковник грубиян, никого не считает равным себе, и в то же время я знаю минимум две семьи, которые всем ему обязаны.
– Сейчас и третья появится, – засмеялся Эдуард. – Серега с Аленкой, сестрой Виталика, ну, который…
– Слышала, – перебила Ирина.
– Что это? – спросил Анджей.
– Укол, – улыбнулась Лена.
– Как магнезию вводишь, – улыбнулся он. – Медленно…
– Быстро нельзя.
– Завтра суббота. Кто же колоть будет?
– Медсестра. Здесь все хорошо уколы делают.
– Кроме одной, – покачал головой Анджей. – Хотя, может, другим и делает нормально. А меня как шпагой колет.
– До свидания, – улыбнулась Лена. – Я сейчас домой.
– Счастливо, – кивнул Анджей. – Уколы ты делаешь отлично.
– Спасибо.
– Терпеть не могу этого слова, – поморщился полковник. – И за что? Я говорю то, что думаю. В основном, – засмеялся он.
Лена вышла из палаты, и сразу раздался ее испуганный вскрик.
– Извините, – послышался голос Катка, – я тороплюсь к полковнику. Живой он еще или уже закололи?
– Живой, – весело ответила девушка.
В палату вошел Вячеслав.
– Здорово! – протянул он руку. – Ты прав оказался.
– А Кок как? – спросил Анджей.
– Попал Кок. Пальчики его, хрен открутишься. Мы эти стволы на дурика хапнули. – Каток выглянул в коридор и закрыл дверь. – Ездили на разборки в Рассказово. Там один деляга нас бросил на пять кусков, вот и катались получать. Приехали, а он в слезы: «Мужики, нет ничего». И его баба…
– Короче, – нетерпеливо перебил Анджей.
– В гараже у него шмон навели, а там эти хреновины лежат. Ну мы и хапнули. И полгода уже, а никто не объявился. Думали, самим пригодится, а вышло…
– Только полный кретин будет держать у себя дома арсенал. Теперь Кок точняком огребет минимум пятерик. Это при условии, что за стволами нет криминала. Может, это оружие киллера, и Кок с его репутацией хрен открутится. Хорошо еще, что ты ничего там не трогал.
– Да трогал, но я в перчатках был. Нас Кавалер сдал, сука. К тому же у Кока в башке помутнение произошло. Если Кавалер знал, то он запросто мог и армяшкам, и Шерифу шепнуть. Те бы ментам напели, и все. Кулак тоже молотобоец. На кой хрен начал с ментами бодаться? Стволы бы ему не пришили. А за сопротивление сядет. Тем более он одному ногу сломал, а другому морду попортил прилично. Кулак и есть кулак! – засмеялся Каток.
– Хорошо смеяться, – сказал Анджей, – если тебе срок не грозит.
– Да что теперь сделаешь? Как на войне все под пулями ходят, так и тут тюрьма любого ожидает. От тюрьмы и…
– Умное изречение, – усмехнулся Анджей, – но не совсем правильное. Например, я в тюрьму больше не попаду. Даже если возьмут раненого, сидеть не буду. Убью себя. Я офицер, – гордо проговорил он, – а в неволе рядовой придурок запросто пнем обзовет. Тюрьма – это сплошное унижение. В общем, я себе слово дал: в тюрьму, то есть в лагерь, больше не пойду. Я себе на манер уголовников подошву у ворот зоны перекрестил. А слово держать я умею.