В кругах литературоведов. Мемуарные очерки

Фризман Леонид

Со времени появления первых стихов Твардовского до смерти Сталина прошло около трех десятилетий – большая часть его творческого пути. Написана поэма «Страна Муравия», принесшая ему широкую известность, завоевал сердца миллионов «Василий Теркин», в наши души запали десятки стихотворений. Твардовский – один из руководителей Союза писателей, лауреат Сталинской премии 1-й степени, член Ревизионной комиссии ЦК КПСС, главный редактор самого авторитетного литературного журнала «Новый мир». И на протяжении всех этих лет имя Сталина не упоминается в стихах поэта. Ведь когда Твардовский описывает Москву:

С подземными магистралями,Гудящими, как струна.Большую с заводом СталинаИ малую – в три окна [8] —

это ведь не Сталин упоминается, а завод; как

упоминание Сталинграда – это упоминание города, а не деятеля, имя которого ему присвоено.

Конечно, подобные умолчания обнаруживались и у других авторов. Когда Паустовский после смерти вождя осмелился напомнить, что в его произведениях отсутствует имя Сталина, в какую ярость пришла придворная челядь, все эти грибачевы, сурковы, бажаны: ишь, мерзавец, как исхитрился! Но тематика произведений Паустовского была такой, что отсутствие имени Сталина не очень-то бросалось в глаза. А Твардовский писал такие стихи, как «Кремль зимней ночью», «Москва», «Песнь о Москве», «9 Мая», где имя Сталина, можно сказать, само лезло в строку, но поэт его туда не пускал.

8

Твардовский А. Т. Собр. соч. Т. 3. М., 1978. С. 68.

Те, кто представляет себе порядки сталинских времен, согласятся, что это факт исключительный, связанный с огромным риском. Если бы он обратил на себя внимание властей или стал предметом доноса, это могло бы означать не только крах литературной карьеры, но и угрозу превращения виновника в лагерную пыль. Славить Сталина было общеобязательной нормой, и, отказавшись это делать, Твардовский пошел, используя колоритное чичибабинское выражение, «всуперечь потоку».

Смысл и возможные последствия избранной им линии он прекрасно осознавал. Позднее он напишет:

Так на земле он жил и правил,Держа бразды крутой рукой.И кто при нем его не славил,Не возносил —Найдись такой! [9]

Такие находились. Одного из них звали Александр Твардовский. Уж кто-кто, а автор «Василия Теркина» лучше других знал, как прочно была в годы войны внедрена официальной пропагандой во всеобщее употребление нерасторжимая формула «За Родину! За Сталина!». Однако – странное дело! – и в этой поэме, и в стихах военных лет «За Родину!» есть, а «За Сталина!» отсутствует.

9

Твардовский А. Т. За далью даль // Собр. соч. Т. 3. М., 1978. С. 307.

В поэме «Теркин на том свете» провожатый Теркина напоминает ему:

С чьим ты именем, солдат,Пал на поле боя.Сам не помнишь? Так печатьДонесет до внуков,Что ты должен был кричать,Встав с гранатой. Ну-ка?

Помнил Теркин все, но ответил с солдатской прямотой:

– Без печати нам с тобойЗнато-перезнато.Что в бою – на то он бой —Лишних слов не надо.Что вступают там в праваИ бывают кстатиБольше прочих те слова,Что не для печати… [10]

10

Твардовский А. Т. Теркин на том свете // Собр. соч. Т. 3. М., 1978. С. 361.

На первый взгляд может показаться поразительным, что тема Сталина появилась в поэзии Твардовского лишь после смерти вождя, когда перестала быть обязательной. В марте 1954-го исполнился год со дня смерти Сталина, и, конечно, не случайно именно тогда, в третьем номере «Нового мира», была напечатана одна из центральных глав поэмы Твардовского «За далью даль» – «Так это было», где сталинская тема стала во весь рост, как этого никогда не бывало прежде.

Я прошу прощения за длинную цитату, но речь идет о тексте, который после единственной публикации в журнальном номере, вышедшем более шестидесяти лет назад, оказался и напрочь забыт, и трудно доступен. Между тем эти стихи не только написаны на высочайшем поэтическом уровне, но и исключительно важны для понимания мироощущения и эволюции Твардовского.

Покамест ты отца родногоНе

проводил в последний путь,Еще ты вроде молодого,Хоть сорок лет и больше будь.Хоть и жена давно, и дети,Еще ты сын того отца,Еще не полностью в ответеЗа все на свете до конца.Хоть за тобою попеченьеИ о делах, но всякий разЕго совет, сужденье, мненьеТы как бы держишь про запас.Его в виду имеешь разум,Немалый опыт трудных лет.Но вот уйдет отец, и разом —Твоей той молодости нет.И тем верней, неотвратимейТы в новый возраст входишь вдруг,Что был он чтимый и любимыйОтец – наставник твой и друг.Так мы на мартовской неделе,Когда беда постигла нас,Мы все как будто постарелиВ жестокий этот день и час.В минуты памятные этиМы все на проводах отцаВдруг стали полностью в ответеЗа все на свете до конца…В безмолвной скорби той утратыСтояли мы, заполнив зал,Тот самый зал, где он когда-тоУ гроба Ленина стоял.Стоял поникший и спокойныйС рукою правой на груди.А эти годы, стройки, войны —Все это было впереди…<…>Да, мир не знал подобной властиОтца, любимого в семье.Да, это было наше счастье,Что с нами жил он на земле;Что распознали мы любовноЕго средь нас в своей судьбе…Мой сверстник, друг и брат мой кровный,Я – о тебе,Я – о себе [11] .

11

Твардовский А. Т. За далью – даль // Новый мир. 1954. № 3. С. 4–6.

Пронзительная искренность этих стихов не вызывает сомнений: без нее они не получились бы такими. Но важно видеть другое: они зримо диссонировали с линией официальной пропаганды.

Уже через неделю-полторы после сталинских похорон имя вождя начало исчезать с газетных страниц. Передовые статьи обходились без его цитат. Было выведено из употребления неразделимое прежде словосочетание «сталинская конституция», его заменило другое: «советская конституция». А вскоре в постоянный обиход вошло выражение «культ личности». Хотя прямых указаний на то, какая личность имеется в виду, пока еще избегали, мало кто этого не понимал.

За год, минувший после смерти Сталина, генеральная линия официальной пропаганды выявила себя со всей полнотой и однозначностью. Десятилетиями вдалбливаемые догмы о том, что Сталин – источник всех наших побед, что только благодаря его мудрому руководству было отражено вторжение гитлеровских орд, что всем, что имеем, и самим своим существованием мы обязаны исключительно ему, следовало срочно и бесследно удалить из памяти. Процитированные строфы Твардовского шли вразрез с этой линией. Вновь подтвердилось, что он идет «всуперечь потоку».

Следующую фазу эволюции этой темы запечатлели гневно-иронические строфы о не названном по имени Сталине в «Теркине на том свете». Взору попавшего в потусторонний мир солдата предстает «отдел Особый»:

…Там – рядами по годамШли в строю незримомКолыма и Магадан,Воркута с Нарымом [12] .

Когда Теркин интересуется тем, «кто же все-таки за гробом / Управляет тем Особым», он получает ответ, способный потрясти глубиной и емкостью. Оказывается, та же личность, которая загубила миллионы невинных репрессированных, «в вечность их списала», несет ответственность и за бессчетные жертвы войны, заполнившие отдел, что «обозначен / Был армейскою звездой».

12

Твардовский А. Т. За далью даль // Собр. соч. Т. 3. М., 1978. С. 360.