Въ л?то семь тысячъ сто четырнадцатое…
Шрифт:
Распахнув узкое окно, затянутое скоблёным бычьим пузырём как, бывало, в нашей Киреевке до войны «стеклили» амбарушки и конюшни, увидел вдали стрельцов в красных кафтанах, с топорами, ружьями и железными рогульками на плечах. Отряд численностью с отделение спокойно стоял у входа в какое-то кирпичное здание, не выказывая никакого желания бежать на помощь к мятежникам.
От моего «соседа» как будто пыхнула волна радостного узнавания: «Свои! Народ любит меня, стрельцы защитят! И непременно растерзают воров! Скорее, к ним!». Дмитрий — теперь уже он, а не я — вцепившись в подоконник, высунулся из окна по грудь. Перед глазами открылись деревянные леса без подмостков, с привязанными с непонятной целью под разными углами закопчёнными картонными, как мне показалось, трубками
Стоять! Ты куда?
Дмитрий, похоже, совсем сбрендил, попытавшись выбраться наружу, даже ухватился за стойку лесов. Пришлось резко «отжимать» его от управления телом. Вот дурень же! Тут же метров девять высоты, никак не меньше! Сверзишься — костей не соберёшь и будет со святыми упокой! Оно нам надо? Оно нам не надо. Хотя понятно: Дмитрию-то, судя по всему, не больше двадцати пяти, в голове ещё ветер гуляет.
Тут, паря, надо технически!
Опершись о стену, стянул, ухватившись за каблук, один сапог, потом — другой. Знатная обувка, но карабкаться в такой по стенам — дурных нема, как говаривал наш повар Прокопенко. Сбросил вниз: спущусь — вернусь и подберу. Так, теперь нужно какую-нибудь страховку соорудить… Монтажных поясов нет и не предвидится, альпинистских верёвок тоже. Посему применим подручные средства… Узорчатый шёлковый кушак довольно длинён: тяжёлые пышные кисти свисают до колена. Снял, затянул на конце жёсткую петлю. Попробовал обвязаться подмышками — но ничего не вышло: свободного хода почти не остаётся. Ладно, тогда мы — так: распустил узел и перевязал иначе, зафиксировав одну петлю выше локтя левой руки, а вторую — поближе к середине — оставив свободной. Ослабив очкур штанов, запихал туда полы кафтана. Не больно красиво, но и скидывать его не годится: наверняка встречают тут по одежке, и царский кафтан не меньше, чем на мундир Генералиссимуса тянет! Шапку — за пазуху.
Вдали уже слышны крики и топот приближающейся толпы. Ворвались-таки, сволочи! Ничего, Бог не выдаст — шуйская свинья не съест. А съест, так подавится!
— Ну, Господи, благослови!
Втягиваю тело в окно, осторожно балансируя на подоконнике, захлёстываю кушаком стойку лесов. Ага, хорошо… Поймав кисть, продёрнул в свободную петлю, наскоро затянул двойной узел. Должен вроде выдержать… А вот теперь пора на волю из этой верши.
Дотянулся до стойки левой рукой, потом — правой. Вцепился, как солдат в девку — не оторвёшь! Подтянулся, выпростав из окна ногу, обхватил бревно, прижался, как сумел. Оттолкнулся второй босой ногой от подоконника и, цепляясь со всей силы молодого двадцатипятилетнего тела, пополз вниз. Добравшись до первой горизонтальной перекладины, сел на неё верхом и, рискуя свалиться, перезакрепил кушак заново, заодно оценив состояние страховки. А ничего поясок, крепкий! Вышивке, конечно, амба, но само двойное шёлковое полотно практически целое, хотя потёртость уже заметна. Так, ещё дважды останавливаясь на перекладинах, я спустился метров на шесть. До земли оставалось уже немного, но тут в покинутое мною окно высунулась бородатая морда злобно оскалившегося мужика в полукруглом шлеме с длинной кольчужной сеткой, прикрывающей железными кольцами шею и затылок. Заметив меня, мужик заорал весёлым матом, извещая своих подельников о том, что ускользнувшая было добыча обнаружена.
Ах ты ж зараза… Ничего, даст Бог — встретимся на узенькой дорожке, иуда бородатая…
Расстояние до очередной перекладины я просто проскользил по вертикали, больно ударившись большим пальцем ноги. К счастью, страховка выдержала. Но теперь спасительный кушак мешал мне быстро двигаться дальше, и я принялся распутывать туго затянувшийся узел.
На смену круглошлемному, в окошко по грудь высунулся уже известный мне Татищев со своим пистолетом:
— Не уйдёшь!
Грохнул выстрел, но то ли в силу несовершенства оружия, то ли по принципу «меткий глаз, косые руки — жопа просится к науке» — пуля ушла «за молоком». А ты чего хотел, сукин
Выругавшись, недоделанный снайпер скрылся внутри, но тут же вновь высунулся, уже с другим пистолем. Видимо, отобрал уже заряженный у кого-то из своих. А вот это мне уже не нравится… Одно дело, если бы он перезаряжал по паре-тройке минут свою машинку. А если начнёт палить, как фриц из гевера — то ведь и попасть нечаянно может! Что-то мне этого не хочется, потому что меня уже убивали. Удовольствия никакого.
Наконец узел подался и последние три метра высоты я преодолел прыжком, приземлившись на четыре точки и кувыркнувшись вбок, чтобы погасить энергию удара. Снова Бог миловал: вторая пуля Татищева ударила рядом, выбив в лицо фонтанчик сухой земли. А вот приземлился я не очень удачно: правое запястье дёрнуло болью. Зар-раза! Ну ничего, мы ещё повоюем! Кое-как поднявшись, первым делом постарался уйти в непростреливаемую зону под стену дворца: раз он с правой стреляет, то из узкого окна ему разворачиваться ещё правее несподручно.
— Стрельцы! Сюда!
[1] Ликбез — массовая программа ликвидации безграмотности, активно проводившаяся при Советской власти с 1919 по 1940 годы. По официальным данным «Статистического Ежегодника России», численность грамотного населения в «эталонном» 1913 г. составила всего лишь 27%, причём сюда входили все — от профессора университета (а профессоров было всё-таки немного) до деревенского мужика, способного прочесть вывеску «Трактiръ» и поставить подпись под мобилизационной повесткой (а таких мужиков было большинство). К 1940 г. число умеющих бегло читать, писать и считать в СССР достигло 90%, при этом молодёжь, родившаяся и выросшая после революций 1917 г. почти поголовно получила среднее семилетнее (обязательное) и десятилетнее образование..
[2] Дмитрий мысленно называет «карамультуком» любое дульнозарядное оружие старинного вида. Конечно, использовавшиеся в описываемое время на Руси пищали и мушкеты к настоящим персидским карамультукам отношения не имеют
[3] Вопреки распространённому мнению, стрельба из пищалей и мушкетов производилась именно с упором на сошник, а вовсе не на бердыш. Впрочем, и самих бердышей не было ни у стрельцов Ивана Грозного (что бы ни показывалось в комедии Гайдая), ни при четырёх следующих за ним государях. Первый доказанный случай использования бердышей зафиксирован почти через два года после описываемых событий — при осаде Троице-Сергиева монастыря в 1608 г.
[4] «Вор» в допетровской Руси — это не уголовник, что-то укравший, а «политический преступник», «изменник»
[5] «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году» — исторический роман М.Н. Загоскина. Впоследствии им же был написан «парный» роман «Рославлев, или Русские в 1812 году», где автор описал в том числе и свои впечатления как участника Отечественной войны и Заграничных походов.
2
ГЛАВА 2
Дмитрий
Спустя минуту стрельцы, державшие караул, подбежали ко мне. Но двое часовых остались на месте. Молодцы, службу знают.
Меня — вернее конечно, не меня, а царя, в чьём разуме одновременно уживались обе «души», — опознали сразу. Оно и понятно: раз несут караул близ дворца, наверняка не раз видели своего государя в лицо. Принялись, было, суетиться вокруг, но мне было не до того. Тут минуты решали многое. Даже не часы.
— Кто старший?
— Я, Государь! — Немолодой широкоплечий, но не слишком высокий стрелец с саблей в зелёных ножнах у пояса низко поклонился, комкая в руке красную шапку грубого сукна.
— Как зовут?
— Евстафий я, Никитин сын. По-уличному Зернины мы. Десятник Стремянного Приказу.
— Знаешь, кто я? Вижу — знаешь. Так вот слушай: Шуйские захватили дворец, охрану мою кого убили, кого схватили. Меня хотели убить, сволочи, а Василия Шуйского царём поставить. Да вы все сами видели, как в меня сейчас стреляли.