В лабиринтах тёмного мира
Шрифт:
Пока мои друзья доедали шашлык, я уже приступил к жарке пирожков в кипящем оливковом масле, прикидывая размеры вилки, которую нужно заказать у кузнеца, чтобы было легче доставать пирожки из масла. Пока же мне пришлось сделать две длинные палочки и по-китайски переворачивать пирожки и так же доставать их из масла.
Пирожки тоже были выше всяких похвал. Мне это было приятно. Я про себя удовлетворенно говорил, как бывало, говорил про себя Пушкин: «Ай да Северцев! Ай да сукин сын!». Кто может что-то сказать о тебе хорошее, если ты сам не можешь сказать что-то хорошее о себе.
Смотрите,
Толик с Петронием ели румяные пирожки и ничего не говорили. Я сам съел пару штук и оценил их как очень вкусные. Никогда раньше не страдал кулинарными талантами, но жизнь заставит вспомнить все, если ты действительно захочешь выжить или занять более высокое положение в том обществе, в котором ты оказался.
– Брут, тебе нужно менять имя, – глубокомысленно произнес Толик, – сейчас никто не поверит, что был брутом. То, что ты делал, похоже на волшебство. У нас тоже жарят мясо на углях, но если бы ты видел это мясо. Его не сравнишь с твоими жареными палочками. А тесто с мясом? Когда я стану патрицием, я буду сидеть в самом удобном седалище и есть только то, что приготовил ты.
Чтобы вам было понятно, в чем смысл сказанного им, скажу, что брут – это глупец, типа как Иван-дурак. Да-да, тот самый Марк Юний Брут, который первым вонзил свой нож в грудь Гая Юлия Цезаря. Глупец Марк из рода Юниев поразил цезаря (если читать по-другому – кайзера) Гая из рода Юлиев. Всех женщин в роду Юлиев звали Юлиями, в роду Юниев – Юниями и их никто не помнит, но все помнят Юлия Цезаря как величайшего из римлян и Юния Брута его убийцу, Юния-дурачка. Кто-то строит Рим, а кто-то его уничтожает.
В большую копеечку мне обошлось изготовление четырех металлических мангалов и сотни шампуров. Металл был дорогим, и работа кузнецов ценилась достаточно высоко. Все сказки о том, что баснословные состояния начинались с перепродажи одного яблока, рассказываются маленьким детям в благочестивых семьях. Сколько раз мне пришлось получить по физиономии и сколько расквасить чужих носов, чтобы сколотить небольшой начальный капитал.
Я провел небольшую калькуляцию и определил, что стоимость одного шашлыка должна быть не менее трех или пяти сестерциев, чтобы войти в перечень элитных товаров.
В число необходимых расходов были включены и расходы на рекламу. В качестве рекламы я отправил по три шашлыка легату девятого легиона и двум сенаторам-гурманам, надеясь на их поддержку.
Мы начинали с двух точек, на которых работали Петроний и Толик. Я был дома и выполнял посыпавшиеся на меня заказы из богатых домов Рима. Стало модным баловать гостей невиданными кушаньями, пришедшими из далеких стран.
Нам пришлось расширяться и купить соседний атриум, объединив его с нашим прорубанием двери в стене. Мы наняли учеников, а у горшечников я заказал керамические мангалы, которые были дешевле металлических, потому что сделать глиняный ящик особого ума не надо, хотя, если взяться за дело, то сделать его нисколько не
Скоро у меня работало порядка пятидесяти шашлычников и столько же пирожников на улице и еще с десяток человек на подготовке полуфабрикатов.
Я никогда не был коммерсантом, но тут пришлось включиться в это дело, а коммерция – это не прихоть. Если взялся за дело, то ни на минуту его нельзя выпускать из рук. Это как огромный камень, который можно нести, но если его уронить, то вряд ли хватит сил снова его поднять.
Созданная мною система фастфуда была доходной, потому что обычный шашлык и пирожок стоили гроши, но из грошей составляются сестерции, денарии и ауреусы.
Как я не хотел быть рабовладельцем, но мне пришлось покупать рабов на должности руководителей шашлычных и пирожковых точек, потому что доверять что-то можно было только рабам. Вольноотпущенники становились обыкновенными жуликами, ищущими возможности первоначального накопления капитала и не гнушающимися ничем для обогащения.
Но об этом чуть попозже.
Глава 22
Что мы знаем о рабовладении? Вроде бы все. Людей завоевывают, пленят и продают в рабство. Человек – раб-товар – деньги. Хороший рабовладелец – хорошо, плохой рабовладелец – плохо. Раб на всем готовом и под защитой хозяина. Живи по правилам и все будет хорошо.
Но при всех либеральных оценках рабство – есть рабство. Старые рабы не хотят свободы. Как люди, просидевшие всю жизнь в тюрьме или в лагере, они боятся свободы. Лагерная или рабская жизнь стала им привычной. Они стали находить в ней прелести, приспособившись к ней, написав законы лагерной жизни, назначив своих судей, прокуроров и полицейских, которые охраняют рабов от свободного мира, в котором нужно бороться за свое выживание и место под солнцем.
– Но и в лагере нужно выживать, – скажете вы и будете правы. Но в лагере или в рабстве есть какая-то крыша от хозяина, а на свободе человек предоставлен самому себе.
Правда и свобода бывает относительной. Когда твоя страна подпала под власть криминала, то свобода бывает только для тех, кто живет на свободе по законам зоны, а все остальное население – это субъекты преступного посягательства, не защищенные ничем и никем. Ситуация совершенно безвыходная и иногда кажется, что римское рабовладение было, пожалуй, прогрессивной общественно-политической формацией для перехода в феодальное состояние, а потом к демократии без превращения в криминальное государство.
Прелести свободного общества я обнаружил посредством бухгалтерии. Наши расходы стали превышать доходы. Попросту говоря, либо нас крупно обманывают, либо мы банкротимся.
Попытка найти справедливость наткнулась на демократические процедуры – предъявите задокументированные доказательства, чтобы обвинить свободного человека в воровстве и вообще – кто вы такой, какого роду племени, чтобы предъявлять претензии к гражданину Рима?!
Они правы. Кто я такой? У меня даже имя придумано Толиком и обозначает оно как Иванушка-дурачок. И откуда я? Будем считать, что я галл, похищенный скифами в младенчестве и воспитывавшийся беспризорником в разных частях ойкумены. Культурной ойкумены.