В лесах под Вязьмой
Шрифт:
Раздался пронзительный рев – снижался самолет. Он вынырнул из-под облаков и стал стремительно терять высоту. Шасси коснулось бетона, машина вздрогнула, проехала метров двести и встала. Со стороны строений побежали люди в комбинезонах – обслуживающий персонал.
Прибыл одноместный двухмоторный штурмовик «Хенкель-129» – одна из последних разработок германской промышленности. Изделие маневренное, опасное, его прозвали «консервным ножом». Эти самолеты только недавно начали поступать в серийное производство, но их уже не любили.
Машина разворачивалась, покачивая крыльями, медленно уходила с полосы. Снова рев – из ниоткуда вынырнул второй
Снова резануло уши – два штурмовика с минимальным интервалом взлетели и растворились в небе. Задачу можно было считать выполненной, оставалось отправить в эфир координаты объекта. Но Шубин продолжал наблюдение. Аэродром был неприступен – по периметру колючая проволока, охрана с собаками и две вышки. Внешние посты могли располагаться где угодно, даже здесь, в этих скалах.
– Что делать будем, товарищ лейтенант? – подполз к Шубину Мамаев. – Эта штука работает, как часы, принимает даже бомбардировщики. Пока наши ее нащупают, пройдет уйма времени. Может, подкрадемся, перебьем охрану и забросаем полосу гранатами? Какой-нибудь вред да нанесем…
– Отставить, сержант, – поморщился Глеб. – Умирать приказа не было. Не нужны вы мне мертвые. От мертвого солдата толку – ноль.
– Да, это так… – грустно признал сержант. – Нас, живых, с каждым днем все меньше. Оконфузились мы с этим прорывом к Вязьме… – И он замолчал, гадая, где кончается досада и начинается крамола.
На аэродроме базировалась штурмовая эскадрилья. Глеб считал прибывающие и взлетающие самолеты, зачем-то подсчитывал охранников. В задачу входило только выявить аэродром и предоставить его координаты, с остальным должна была разобраться дальняя армейская артиллерия (или то, что от нее осталось). Но любопытство никто не отменял…
Настя грызла травинку и в упор не замечала лейтенанта, в которого была по уши влюблена. Любовь на войне – хуже некуда. Здесь долго не живут, и хорошо, если оба погибнут в один день. Сколько было предчувствий, тоска брала за горло – но нет, они все еще живы. А такими поблажками от Господа могли похвастаться немногие.
В разведвзводе из тридцати человек осталось двадцать – дюжину Шубин взял с собой, остальные дожидались в части. Парни подобрались толковые, но их, увы, брали пули. Гибли каждый день, к потерям относились философски, черствели, переживали в глубине души, наружу эмоции не выставляли. Из прежнего состава взвода, помимо Шубина и Насти, уцелели трое.
Дмитрий Краев погиб неделю назад. Бойцы лежали в окопе под обстрелом, шутили, строили планы на будущее. А потом, когда обстрел усилился, решили переместиться в блиндаж. Но Краев остался. Сразу и не поняли, что с ним, – лежал в естественной позе, словно на минутку прилег. Товарища помянули в тот же вечер. Косаренко был невозмутим, а Толик Иванчин пустил скупую слезу и пробормотал, что скоро они все там встретятся…
Лица менялись, как в калейдоскопе. При отборе Шубин предпочитал спортсменов, ладящих с головой. Петр Мамаев до войны занимался боксом, имеет первый юношеский разряд в полутяжелом весе, неоднократный
Глеб с усилием оторвался от бинокля и сполз в ложбину за косогором. По цепочке пошла команда возвращаться в лес, да не шуметь и смотреть по сторонам.
На базу в овраге вернулись минут через двадцать. «Хранители» радиостанции уже заждались.
– Где вас носит? – шипел Ветренко – стройный русоволосый парень. – Все ждалки прождали, а вас все нет!
Жилистый Ленька Пастухов забрался на дерево, ему бросили спиральную антенну. С третьей попытки паренек ее поймал.
– Вот там и сиди, студент, не шевелись, – ухмыльнулся Лева Глинский – боец тридцати лет, с вытянутым лицом и водянистыми глазами.
До войны он окончил радиотехникум в Куйбышеве и уверял, что разбирается в радиоделе. Глинский развернул рацию и надел наушники, при этом поглядывая на небо – под вечер набежали тучи, в любую минуту мог разразиться дождь. Позывные ушли в эфир.
Шубин бегло наговаривал текст: «Объект расположен в двух километрах к западу от поселка Плавники, к нему проложена грунтовая дорога. Бывший заброшенный объект наркомата обороны СССР, ныне перестроенный и функционирующий». Следом пошли координаты объекта: градусы, минуты, секунды – с их определением проблем не возникало. «Объект немаленький, растянут по долине, снарядов лучше не жалеть».
– А что, товарищ лейтенант, в армии остались снаряды? – горестно вздохнул Никита Костромин – сметливый паренек, бывший слесарь-наладчик Горьковского автомобильного завода.
Основания для сомнений имелись – боеприпасы в гибнущей 33-й армии заканчивались катастрофически. Еще неделя-другая, и артиллерия перестанет существовать. В артполку, входящем в состав 113-й дивизии, остались четыре орудия 122-го калибра и ни одного снаряда. Артполк воевал, как пехота, артиллеристов этому не обучали, и картина выглядела удручающе: огромные потери, тонущие в болотах роты, брошенные из-за отсутствия топлива грузовики и тягачи…
– Не волнуйся за нашу артиллерию, Никита, – бросил Шубин. – Появится нужда – все найдут. Есть еще резерв у командарма.
Из полка пришла ответная радиограмма: «Ваш сигнал получен, возвращайтесь. Поздравляем с выполнением задания».
Проклятый аэродром стоял, как кость в горле. Именно с него взлетают штурмовики, доставляющие массу хлопот. Но теперь Шубин расслабился. Дело сделано, осталось дойти до дома. Почему бы в качестве разнообразия не обойтись без потерь?..
Прошли не больше версты. Из-за березы возник худосочный, но жилистый Серега Лях – парень с головой, прибывший из сибирской глубинки – и прижал палец к губам. Бойцы встали. Никита Костромин застыл с поднятой ногой, подумал и медленно ее опустил. Серега отчаянно сигнализировал, бил по плечу сомкнутыми средним и указательным пальцами. Соображали неважно, но в итоге поняли. Потом различили шум. За деревьями пролегала дорога. Двигатель легкового автомобиля заводился, потом глох и сменялся руганью. Немецкая брань звучит беззубо, в отличие от непобедимого русского мата!