В лесу, где птицы петь боятся
Шрифт:
Тем временем, её обожгли нежные поцелуи. Холод отступил. Стало жарко. Душа стремилась слиться с Гостем, требовала завершить начатое, и совершенно бесстыдно этому вторило тело. Как во сне, она подошла к едва белевшей на земле полоске соли, опустилась на колени и двумя руками проделала в ней брешь.
Гость ликовал. В миг он опустился рядом и дотронулся до подбородка, впиваясь в нее красными глазами. Тень при этом отделилась и принялась ласкать ее сзади. Одновременно напуганная, и завороженная, женщина закрыла глаза и полностью отдала себя во власть Гостя, его рогатой тени и собственного желания. С губ сорвался стон. Ей хотелось, чтобы огонь, который ее охватил, спалил весь мир до остатка.
– Посмотри на меня – голос донесся будто издалека. С трудом получилось вынырнуть из ощущений и вспомнить про настоящее. Она уставилась
– Поцелуй меня, если согласна с условиями договора.
Она жадно потянулась к Гостю. Поцелуй был горячий и неистовый. Волны удовольствия раскачивали тело. Все свелось до единственного желания: чтобы это никогда не закончилось. Великим счастьем было ощущать его внутри себя, и тело горело сверхъестественным жаром. Казалось, раскалились и воздух, и земля, и весь мир, чтобы взорваться вместе с ней от восторга.
Наваждение прошло внезапно. Гость отстранился, тень наконец-то заняла свое привычное положение, подле него. Вмиг стало холодно. Он помог ей подняться на ноги и ласково положил руку на обнаженный живот.
– Собирайся и скорее беги к мужу. Нужно завершить процесс.
Она, словно пьяная, ничего не соображая, начала подбирать одежду, но тело ей не принадлежало – плохо слушалось и двигалось, будто вокруг не воздух, а толща плотной воды.
“Не девка будет, а варвар. Так и назови” – услышала она прямо у себя в голове. На поляне никого не было. Только свежие следы от копыт подтверждали, что всё это ей не почудилось.
1
– Колдунами пугать будешь?
– Коли придётся, буду и колдунами пугать. Кто виноват, что ты женихов выпроваживаешь, будто последних побиранцев!
Сил спорить у Варвары не было, поэтому она сложила руки на груди и демонстративно уставилась в угол. Обе младшие сестры потупили взгляды и поспешили продолжить вышивку. Отец устало опустил голову в ладони и еле слышно простонал: “Вот наградили подарочком”.
Тишина сгущалась, как и вечер за окном. От неудобной позы тело затекло, но уходить было страшно, поэтому Варвара гордо продолжила сидеть на скамье в ожидании не пойми чего. Она прекрасно понимала отца и даже искренне ему сочувствовала. Да и Демид, несомненно, хороший парень и руки у него действительно золотые. Вот только речь шла о ее замужестве. А стоило представить, что всю жизнь, пока не помрет, предстоит ей слушать эти вот Демидовы речи, столь же скучные, сколь и нескладные – начинало с души воротить. Очевидно, палку она перегнула и на этот раз действительно зашла слишком далеко. Никому другому отец никогда бы не позволил бросаться такими словами, а тем более, не дал бы себя ослушаться. Варвара всей своей кожей ощущала, насколько в нем кипит ярость. Однако, и она не виновата, что в округе ей никто не по нраву. Великая несправедливость – родиться старшей дочерью в семье из одних девак. “Пожалей хоть сестер, уже вся деревня судачит!” – повторял раз за разом отец, но это не очень-то ее трогало. Будто людям много надо, чтобы приняться судачить. Сами напридумывали глупых правил, сами же и наблюдают, как сложно им придерживаться. Варвара искренне не понимала, почему замужество настолько важно, и сама с удовольствием бы осталась старой девой: вела бы хозяйство и дела, ездила бы с отцом за товарами, и вообще, занималась бы чем душа попросила. Обучила бы деревенских девчонок счету, да грамоте, а может и знахарству, как ее мать.
– Знаешь, дочь… – она аж подпрыгнула на месте, ведь, погрузившись в раздумья, практически забыла, что не одна сидит за столом.
– Что?
– Я все думал и думал, как мне и материнский наказ соблюсти, и обещание, данное Богам, выполнить, и младших дочерей не обидеть…
Сестры навострили уши. Иглы с нитками замерли в их руках.
– Богам? Ты же говорил, чертям…
– Дура ты, Варвара! – отец со всей силы ударил кулаком по столу – и мать твоя, земля ей пухом, дура была, раз позволила себе заключить сделку не пойми с кем, а потом позволила тебе ТАКОЙ вырасти. Но делать нечего. Коль ты, как первенец, на управу Богам обещана, а они всё прав не предъявляют, я пойду к тому, кто лучше рассудит. Я человек простой и глупый. Мне такое решать не по силам.
– Но…
– Отправляйся спать. И сестёр забирай, чтоб духу вашего тут не было. А мне подумать надо.
– Но отец…
– Устал я. Нету сил
Она внимательно посмотрела на него: глубокие, залегшие во лбу тени, потухшие глаза, опущенные плечи, и поняла, что не хочет больше ссор. Даже выпытывать снова про “ту самую сделку” было не интересно. Если бы хотел, уже давно бы рассказал. А может и вовсе, придумал пугалку, да сам в неё поверил. В иной день Варваре нравилось с отцом на словах сражаться: спорить до хрипоты, метко отвечать, то веселя его, то раззадоривая огонь гнева. Но сегодня одна будто увидела в нем совсем другого человека. Возможно, сама и виновата: выпила все его силы и терпение, без остатка. Может, не зря ее в деревне побаивались. Однако, чувствовать себя виноватой Варвара устала, поэтому гордо поднялась и вышла из горницы, борясь с внутренними порывами подбежать к отцу и обнять его. Сестры послушно засеменили за ней. “Будь уже теперь, что будет. Сама эту кашу заварила, самой теперь и расхлебывать”.
2
Сон не шел. Младшие мирно и трогательно сопели, из глубины дома доносился зычный храп отца. За окошком ветер шумно играл со свежей весенней листвой. Где-то завывал, не жалея глотки пес, и ему лениво вторили приятели. Варвара вспоминала маму. Что бы она сказала? Отругала за непослушание? Уговаривала выйти замуж и приняться рожать детей, ведь этим и заняты все ровесницы? Или поддержала бы? Из груди вырвался громкий тяжелый вздох. Она давно свыклась с тем, что никто не может ее понять, но были ведь и другие времена. Сами собой набежали слезы, как случалось всякий раз, когда Варвара разрешала себе потосковать об уютных вечерах с мамой, их долгих разговорах и увлекательных походах в лес, где она училась слушать и распознавать каждую травиночку, кусты и деревья. Вдруг, как в детстве, ее окутало горьким запахом пижмы и тысячелистника. Перед закрытыми глазами пронеслись образы мореного летнего дня, золотистого солнечного света, далекой лесной поляны, куда они отправлялись за земляникой, ароматная сладость малины, робкая улыбка Савелия…
Варвара резко села на кровати и распахнула глаза. Сердце бешено билось. Много лет она старательно запрещала себе любые воспоминания о друге, которого считала самым близким человеком. Они оба оставили ее. Бросили. Сначала мама, а затем и он. “Са – ва” – еле слышно произнесенное имя, сродни мощному заклинанию, тут же подняло бурю. Чувства, казалось, только и ждали этой слабины, поэтому хлынули потоком. Длинной чередой всплывали в памяти их бесконечные проказы. Чего только они не вытворяли. Невольно, Варвара заулыбалась, вспоминая глупых соседских коз, которых они гоняли по двору, пока старый, подслеповатый дед храпел посреди дня. Припомнила и маскарад, затеянный ими, чтобы напугать вечно пьяного мельника “водяным”, и как они прятались в стоге сена, чтобы подсматривать за влюбленными парочками. Перед глазами мелькали счастливые картинки детства, и не было им конца. Заливистый смех и нырок в озеро. Болотные кочки, и прыжки по ним наперегонки, чтобы добраться до острова и добыть самых красивых кувшинок. Пеструшки клюют ряску, которую они, вымокшие и грязные, пол дня вылавливали в заросшем пруду. “Са – ва” – повторила Варвара, ощущая, как растекается в груди горячая волна любви и горя.
Мысли унесли ее в теплый августовский вечер. Стемнело рано, над озером расстилался плотный сиреневый туман. Звезды на небе сияли как никогда ярко и красиво. Они лежат на влажном деревянном настиле и разглядывают их.
– Обещай, что ты никогда меня не оставишь! – ей лет тринадцать, но уже мнит себя важной, взрослой и опытной. Уверена, что знает больше всех и поняла уже эту жизнь.
– Никогда не оставлю! – Савелий, по обыкновению, серьёзный, преисполнен уверенностью в своей правоте. Он сел и наклонился над ней, чтобы заглянуть прямо в глаза. – С чего ты вообще такое взяла?
– Не знаю – Варвара продолжала лежать, не шелохнувшись, рассматривая и звезды, и Савелия – Предчувствие у меня…
Ответом был нежный поцелуй прямо в губы. Потом он расцеловал щеки и лоб. Было щекотно, Варвара счастливо рассмеялась. Они обнялись.
– Предчувствие у неё… я лучше умру, чем тебя оставлю!
И вскоре после этого умер.
Рыдания никак не получалось унять, слишком давно она не вспоминала Савелия. За окном потихоньку принялись щебетать птицы. Затевался рассвет. Отяжелевшие после слез веки слипались. В птичьих голосах слышалось бесконечное: “Сав-Сав-Сав-велий”.