В летописях не значится
Шрифт:
Тогда чужак повторил слова, сказанные Бьярни…
…о да, Медвежья лапа хорошо знал младшего брата, вспыльчивого, самолюбивого и такого неосторожного. Сколь легко было вызвать ярость и сколь быстро эта ярость становилась всеобъемлющей, лишающей разума.
Бьярни много раз уже видел, как на губах брата выступала белая пена, а глаза наливались кровью.
И не ощущал Бергтор боли.
И не способны были остановить его раны.
И сам он делался силен, в разы сильнее обычного человека…
…вот
Взвыл и… поднялся на четвереньки, дернул головой и отчетливо произнес:
— Я удавлю тебя голыми руками…
…этими руками он сосны корчевал. И однажды ударом поставил на колени черного тура, из тех, которые остались еще на острове.
— …я удавлю тебя. А твою женщину отдам собакам.
Ему позволили договорить. И встать на ноги. Чужак оказался рядом. При нем не было оружия, да и нужно ли оно тому, кто способен руками хорошую южную сталь ломать?
Хрустнула шея. Провернулась голова и упала на песок.
Покатилась оставляя кровяный след. А массивное тело Бергтора еще несколько мгновений просто стояло. Потом и оно рухнуло…
Тихо стало.
Только женщина с ножами вдруг оказалась перед лавкой, становясь между людьми и Бьярни. Хотя, конечно, не Бьярни она защищала.
— Уберите оружие, — сказал чужак, подбирая голову. — Я не хочу никого убивать.
Молчали ярлы. Переглядывались. И Бьярни знал все их мысли. Поднялся он, опираясь на руку Сольвейг, и вышел в круг. Пусть бы и отвернулась от него удача, но разум Медвежья лапа не утратил. Все это знали.
— Уберите оружие, — повторил он слова чужака. — И вернетесь домой. Скажете своим женам и дочерям, что нет больше Бергтора, что не придет он и не скажет, чтобы отдавали зерно и мясо, не потребует шкуры и эль, не заберет для себя и своего хирда женщин.
Слушали Бьярни.
— Бергтор был свиреп и силен. Но он теперь мертв. И ты, ярл Трюри, думаешь, что твоих людей хватит, чтобы занять его дом. И о том же думает ярл Хьялви. А ты, Атни, вспомнил небось, что одной со мной крови и прав имеешь больше, нежели прочие. Но много ли радости будет с того, что станете вы воевать друг с другом?
Молчат. Знают, что равны по силе. И все же слишком заманчиво надеть на голову золотой обруч, сесть на белую турью шкуру, что расстилают на плоском камне, и назвать себя конунгом.
— Чужаку предлагаешь все отдать?
Знаком указал Бьярни на топор. И Сольвейг подняла расколовшееся лезвие над головой, чтобы все видели.
— Он сильнее любого из вас. И если кто желает вызов бросить, то пусть скажет.
Смотрели
— Некогда в Доме-на-холме жили люди с желтыми глазами.
Бьярни не видел чужака, но если тот не останавливал, то значит, Медвежья лапа правильно все делал. Его послушают, хотя бы задумаются над тем, что Бьярни говорит.
— Они были сильны, много сильнее любого человека. А еще ни железо, ни огонь, ни яд не способны были причинить этим людям вреда.
Думайте, ярлы. Вспоминайте. Не одна Алва сказки рассказывала.
— Дом-на-холме мертв, — сказал Хьялви, отмахиваясь от жены, которой вовсе не хотелось овдоветь до срока.
— Спит. Просыпается. — Чужак встал рядом с Бьярни и, взяв кусок топора, раскрошил в ладони. — Это мой дом. Здесь. Пойдете против меня — умрете.
Он потер шею, на которой проступало лиловое пятно.
— Примете мою руку — и останетесь живы.
— И что ты попросишь? — подал голос Трюри, прикидывая, что сумеет отдать на откуп.
— Десятую часть мяса, зерна, шкур, всего, что ты получаешь от моря или земли. И седьмую часть добычи, которую ты привезешь из похода. То, что принадлежало ему, — чужак указал на тело Бергтора, — я заберу себе.
Это было верно и по закону.
Они согласятся.
Бьярни зажмурился, вспоминая и другие истории. О том, что желтоглазые люди слышали море, а море приводило к островам косяки толстой сельди, и свирепых касаток, чей жир и мясо способны были накормить многих людей…
…да, это был хороший день. И Бьярни шепнул дочери:
— Иди домой.
По одному подходили ярлы и, сгибая спину, протягивали оружие чужаку, клянясь, что никогда не обратится оно против него.
Резали руки, проливали дареную кровь.
И когда последние капли упали на плоский камень, сказал Бьярни так:
— Отпусти их. Пусть завтра вновь откроется тинг. И тогда принесут они тебе дары, а с ними жалобы и просьбы.
— Похоже, мне пригодится разумный советник. — Чужак усмехнулся и снова шею поскреб. — Ты знаешь, о чем будут просить?
— Я пятнадцать тингов сидел на плоском камне.
— Тогда еще некоторое время посидишь рядом.
Он обнял женщину, а та принялась что-то вполголоса выговаривать, вытирать ладони платком. Все ж таки странные у них обычаи, если не боится такому под руку лезть. И Бьярни подумал, что и чужаку вряд ли ведомы местные.
— Тебе надо решить, что ты будешь делать с женами Бергтора.
— Ничего. Пусть идут, куда хотят.
— Так нельзя. Они не проживут зимой одни. Ты убил их мужа и теперь должен кормить их. Или отдай, или убей, или оставь себе — твоей жене нужна будет помощь по дому. Бросать не принято.