В логове нечисти
Шрифт:
Они шли по высокой траве, испещренной луговыми цветами. Мало-помалу холмы перестали казаться голубыми – стало видно, что они поросли лесом и не так высоки, как те, что поднимались вдоль реки.
Аббат, шедший немного впереди Харкорта и Шишковатого, замедлил шаг, чтобы дать им поравняться с ним. Он снова был в своем обычном прекрасном настроении.
– Вот теперь мы двигаемся как следует, – сказал он. – Может быть, если повезет, наверстаем время, которое потеряли в этом болоте.
– Это как получится, – сказал Шишковатый. – У меня такое ощущение, что нам еще не раз придется задерживаться.
– Но
Часа через два они приблизились к подножью холмов и увидели, что там их поджидает Иоланда.
– Давайте возьмем немного севернее, – сказала она. – Я нашла извилистую долину, по которой можно подняться.
– Скоро нам придется остановиться и перекусить, – сказал аббат. – Перед тем как трогаться в путь утром, мы ничего не ели, если не считать кусочка сыра и горбушки хлеба.
– Ты когда-нибудь думаешь о чем-нибудь кроме своего огромного брюха? – спросил Шишковатый. – Дай тебе волю, и мы останавливались бы перекусить через каждые пол-лиги.
– Для путника главное – сытое брюхо, – сказал аббат. – О своем я всегда стараюсь позаботиться.
– Как только доберемся до той долины, – пообещала ему Иоланда, – найдем место, где можно будет остановиться и поесть. Там бежит ручеек и много деревьев.
Они отыскали долину и, покинув луг, вошли в уютную рощицу на берегу ручья, который весело бежал по камням в сторону болота. У самой воды, где они устроили привал, рос лишь густой ивняк, но оба склона долины заросли огромными дубами, кленами, буками и березой.
Немного выше по течению склоны долины стали сближаться, образуя узкий овраг, подниматься по которому местами было нелегко. Уходя все дальше в глубь холмов, овраг становился все уже, а густой лес спускался по его склонам все ниже, пока кроны деревьев не сомкнулись над ручьем, превратившимся к этому времени в крохотный ручеек. Вдоль него шла едва заметная тропинка, которая то и дело перебегала с берега на берег, – идти по ней было лучше, чем по бездорожью, но не намного: тропинка была крутая и извилистая, а посреди нее торчали корни деревьев и каменные глыбы.
В середине дня они увидели развилку: от тропинки, по которой они шли, отходила другая, поменьше, поднимавшаяся по склону оврага. Иоланда остановилась и вгляделась в глубь леса.
– Стойте и ждите меня, – сказала она. – Я сейчас вернусь.
Довольные, что представился случай передохнуть, они остановились, а Иоланда начала быстро подниматься вверх по склону.
– Эта девчонка не знает усталости, – сказал аббат. – Бегает и скачет, как бешеная коза, и никак не угомонится.
Стоя на тропинке, Харкорт впервые заметил, как угрюм этот лес. Он громоздился над ними со всех сторон, словно пытаясь задушить их в своих объятьях. Если не считать журчанья ручейка на камнях и вздохов ветра в макушках деревьев, в лесу стояла тишина.
Вскоре на тропинке показалась Иоланда, которая бегом спускалась вниз.
– Я нашла место для ночлега, – сказала она. – Пещеру. В ней кто-то жил, но сейчас там его нет. Я думаю, он возражать не станет.
– Откуда ты можешь это знать? – спросил Шишковатый.
– А я не знаю, – ответила она. – Я только предполагаю и
– Возможно, мы уйдем оттуда раньше, чем кто-нибудь появится, – сказал аббат. – Кто бы он ни был, он ничего не узнает.
Они поднялись по тропинке и подошли к пещере. Она была невелика и не очень глубока. Перед ней простиралась широкая ровная площадка продолжение каменного пола пещеры. На площадке, недалеко от входа, был устроен очаг, полный золы и почерневших головешек. В глубине пещеры стояло на поленьях самодельное подобие кровати. У дальней стены лежали три сковородки и вертел, а у самого входа были аккуратно сложены сухие дрова. Угол пещеры был выложен камнями, на которых валялось несколько кожаных мешков.
Нагнувшись, чтобы не задеть головой за низкую кровлю пещеры, аббат неуклюже вошел внутрь и уселся на кровать.
– Пожалуйста, – сказал ему Шишковатый, – будь как дома.
– А почему бы и нет? – вспылил аббат. – Если наш неизвестный хозяин приличный человек, он ничего не будет иметь против того, чтобы гости чувствовали себя как дома.
– Вопрос только в том, – возразил Шишковатый, – можем ли мы считаться гостями.
– Пусть этот вопрос вас не волнует, – послышался с тропинки чей-то голос. – Вы действительно мои гости, и гости желанные.
Они обернулись и увидели, что на тропинке немного ниже пещеры стоит маленький человечек. Его дочерна загорелое, гладко выбритое лицо украшали щетинистые бакенбарды. Он смотрел на них, привычно щуря глаза, окруженные множеством морщинок: видно было, что он помногу бывает на ярком солнце. Через плечо у него был перекинут пустой мешок, хотя его сгорбленная, сутулая фигура свидетельствовала о том, что ему частенько приходится таскать на спине груз и потяжелее. В руке он держал посох, какие бывают у пилигримов. Ноги у него были босые, штаны рваные, а верхнюю часть тела прикрывала овчинная куртка мехом наружу.
– Я Андре, коробейник, – сказал он. – А это мое скромное жилище. За все годы, что я здесь живу, вы первые оказали мне честь заглянуть ко мне в гости, и я рад, что вы меня посетили.
Он усталой походкой поднялся на площадку перед пещерой, остановился и внимательно посмотрел на них.
– Мы путники, – сказал ему Харкорт, – и остановились здесь совсем ненадолго.
Коробейник утер пот с лица.
– Странно. Мало кто путешествует по этим местам. Они не слишком гостеприимны.
– Меня зовут Чарлз, я из замка Харкортов на той стороне реки. Мы разыскиваем моего дядю, который пропал без вести. У нас есть основания думать, что он на Брошенных Землях. Может быть, ты что-нибудь о нем слышал?
Коробейник покачал головой:
– Ничего не слышал. Ни намека. Ни один разумный человек не станет здесь бродить.
– Мой дядя – человек неразумный, – заметил Харкорт. – Он всегда был такой.
– Ну ладно, пока оставим это, – сказал коробейник. – Вы ночуете здесь. Можете остаться и дольше, если хотите. Я сейчас разведу огонь…
– Нет, – сказал Шишковатый. – Огонь разведу я, а вот этот толстый лентяй, что сидит на кровати, пойдет собирать дрова, чтобы возместить те, которые мы сожжем. А если твоя поленница немного увеличится, это будет всего лишь ничтожной платой за гостеприимство.