В ловушке гарпий
Шрифт:
В дверь стучат, и я слышу голос Велчевой:
— Коллега, вы не проголодались?
Я уже давно голоден, так что подкрепиться действительно не мешает.
Велчева ведет меня в институтский ресторан по аллее, с обеих сторон которой тянутся ухоженные клумбы с желтыми хризантемами, источающими горьковатый аромат осени. Мы беседуем о Софии, которая кажется мне теперь бесконечно далекой, о разных пустяках. Но втайне, наверное, каждый из нас думает о другом — о Манолове.
Я выбираю момент и, замедляя шаг, говорю:
— Коллега,
Она останавливается.
— Я вас слушаю.
— Вы работали с Евгением… доктором Маноловым, часто встречались… Вы не подметили у него какой-нибудь слабости? Слабости, которую мог бы использовать другой человек?
Велчева молчит и лишь отрицательно качает головой.
— К примеру, выпивка? — настаиваю я. — Азартные игры? Наркотики?.. Поймите меня правильно, я знал его давно, но здесь жизнь другая. Это очень важно!
— …Нет.
Небольшая заминка, за которую я хватаюсь как утопающий.
— Прошу вас! Это очень важно!
Она поджимает губы.
— Это… нельзя назвать слабостью. Да и как мне кажется, это и не в его характере.
— О чем вы?
— Доктор Ленарт, коллега, с которым он работал в радиологической лаборатории, человек довольно странный. Он раза два—три приглашал Евгения в интерклуб, в казино… Впрочем, как-то раз пригласил и меня. Евгению там показалось забавно, но не более того!
— И все же это произвело на вас впечатление! Он играл?
— Нет, что вы! — она предупреждающе поднимает руку. — Так, по мелочи, ему было просто любопытно понаблюдать за публикой! Там собирается интересное общество!
— А доктор Ленарт что — игрок?
— Эрвин? — губы ее трогает легкая улыбка. — Нет, он не интересуется рулеткой, он ходит туда ради роскошных дам!
Она не может скрыть досады. Встречаются же на свете люди, для которых жизнь легка и удовольствия достаются без всякого труда — только протяни руку. Ленарт принадлежал к их кругу. Но слепая судьба остановила свой выбор не на Ленарте. Он так и будет ходить в свой интерклуб и в другие клубы, чтобы забавляться и брать от жизни как можно больше. А вот Манолов погиб.
Но, по-моему, судьба не просто слепая, но еще и злая штука.
— Значит, доктор Ленарт пытался ввести Евгения в круг своих знакомых?
— Не знаю, что и ответить. Но так мне показалось.
Круг Ленарта. Вот чего пока нет в моем пасьянсе. Придется проработать эту версию!
Некоторое время шагаем молча. На одном из поворотов аллеи она кивает вправо и говорит:
— А здесь радиология, которой вы интересовались!
Здание новее других, как и сама наука радиология. Оно легкое, светлое, состоит из двух корпусов. Солнце отражается в больших зеркальных стеклах, пылает желто-зеленым и темно-коричневым огнем.
Мой голод отступает перед неожиданной
— Я кого-нибудь там застану сейчас, или это удобнее сделать попозже?
Велчева внимательно смотрит на меня.
— У них сокращенный рабочий день. А вам непременно нужно побывать там сегодня?
— Непременно!
Больше ни о чем не спрашивая, она поворачивается и ведет меня к одному из подъездов. Все же я опасаюсь, что мы опоздали, ибо в здании как-то слишком тихо. Велчева нажимает кнопку звонка, и нам открывает привратник в белом халате. Они обмениваются двумя-тремя фразами, Велчева переводит:
— Доктора Ленарта нет, он ушел в отпуск. Но здесь фрау Виттинг. Если желаете, можно встретиться с ней.
Кабинет этой Виттинг находится на втором этаже, к нему ведет тихий солнечный коридор, погруженный в послеполуденную дрему. Интересно, что собой представляет Виттинг. Судя по всему, Велчева особой любви к ней не питает.
Мое любопытство щедро вознаграждается. Анна Виттинг, в чей кабинет мы входим, — красивая женщина. Даже очень красивая! На вид ей лет тридцать пять. Стройная, яркая блондинка с короткой стрижкой и лесными зелеными глазами. Прическа удачно подчеркивает правильные черты лица.
Она принадлежит к тому типу энергичных, слегка холодноватых женщин, для которых красота — опасное оружие. Я всегда задавался вопросом, каким должен выглядеть мир в глазах таких женщин!
Велчева знакомит нас В зеленых глазах на секунду вспыхивает любопытство, сменяющееся сразу же напускным безразличием. Хозяйка кабинета приглашает нас присаживаться, извиняется за скромную обстановку (хотя ничего скромного я в ней не замечаю!) и выражает соболезнование по поводу смерти нашего соотечественника.
Я чувствую, что она контролирует каждый свой жест и каждое слово. Говорит то, что положено в подобных случаях, сохраняя абсолютно невозмутимый вид. Мне понятно, что женщины настроены друг к другу враждебно, но умело маскируют это учтивой незаинтересованностью.
Я объясняю, что таков уж порядок: расследование смерти доктора Манолова, иностранца, требует выполнения определенных формальностей, хотя ее причина и ясна. Соответствующее разрешение у меня имеется, и я хотел бы задать несколько вопросов.
— Разумеется! — с готовностью соглашается Виттинг. — Но что это за вопросы и сумею ли я чем-нибудь помочь?
— Вопросы простые. Когда вы в последний раз видели доктора Манолова?
— Когда? — она задумывается. — Ну, конечно же! Он заходил к нам в тот самый день…
— В котором часу? И когда ушел?
Свои настойчивые вопросы я сопровождаю извиняющейся улыбкой.
— Вскоре после полудня, — говорит Виттинг, — точно не могу вспомнить, но, как мне кажется, пробыл он здесь час—полтора. Просмотрел результаты последних опытов, попрощался и ушел. А в чем дело?