В ловушке гарпий
Шрифт:
— Не сомневаюсь. Только хотел бы вас попросить, не торопиться с протоколами. Доктор Велчева сообщит всем, когда нужно будет приступать к работе над ними.
— Понимаю, — кивает Стоименов.
К нему уже отчасти вернулась прежняя самоуверенность и, погасив сигарету в пепельнице, он встает и выходит.
Я разглаживаю тыльной стороной ладони половинки квитанций и приступаю к их изучению. Стоименов говорил, что их просто выбрасывают. А Манолов сохранил, значит они зачем-то были ему нужны.
Придвигаю к себе дневники и начинаю сверять по датам опыты,
“Ошибочно выданы, милый мой!”
И ниже:
“Нужно проверить вместе с Эрвином! Четыре?”
Гляжу на эти две строчки и ничего не понимаю. Он всегда обращался к себе во втором лице: “милый мой”., дорогой доктор”, но далее следует какая-то абракадабра. Что выдано ошибочно? Животные? И что нужно было проверить вместе с Эрвином?
Верчу листок и так и этак, но никаких иных записей не обнаруживаю. Лишь вычисления и эти две строчки. Одновременно чувствую, что они важны, что необходимо обязательно докопаться до их смысла.
“Четыре?”
Похоже на кроссворд или головоломку, из которой убраны слова и осталось лишь ненужное. Но это связано с вычислениями, иначе зачем бы Манолову потребовалось писать эти загадочные фразы.
Они должны были что-то проверить с Эрвином Ленартом. Что-то, о чем знали только они и никто больше.
Я встаю со стула и начинаю расхаживать по комнате. Затем вновь возвращаюсь к дневникам и решаю проследить дальнейшую судьбу этих животных. Так, значит их выписали из вивария для совместной темы, касающейся трансплантации. На следующий день Эмилия подготовила их, затем последовало облучение в радиологической лаборатории и кроликов вновь вернули в виварий, на сей раз в клетки для подопытных животных. Ничего особого я в этом не вижу. Подобные опыты проводились и прежде, это отражено в протоколах.
Мне нужен Ленарт. Но вот где он — в Париже, в Ан’экс ле Мер у больной матери или где-то еще? На попытки связаться с ним по телефону уйдет не один день. И что я ему скажу? Что доктор Манолов, с которым он работал, погиб в результате несчастного случая? Или что инспектор из Софии занимается расследованием и просит объяснить непонятную запись о какой-то ошибке?
Представляю себе удивленное молчание на другом конце провода. Затем: “Коллега Манолов погиб? Как жаль! Но какое отношение к этому могу иметь я и вообще… Да, я собираюсь вернуться в конце месяца. Если, господин инспектор… вы все еще будете находиться в Кронсхавене, я с удовольствием встречусь с вами. Хотя и вряд ли смогу сообщить что-либо заслуживающее внимания”.
В этом месте нас обязательно прервут и
Вот таким будет наш разговор. Учтивые извинения — только и всего.
Я без толку расхаживаю по комнате, стараясь сосредоточиться. В конце концов запись может оказаться чем-то незначительным, не имеющим никакого отношения к делу.
Нужно поговорить с Эмилией, все же она была здесь самым близким Манолову человеком.
Запираю “ротонду” на ключ и через минуту появляюсь в лаборатории Манолова. Эмилия сидит за столом у окна и занимается растворами в колбах. Я тороплюсь успокоить ее — нет, ничего не случилось, просто посижу рядом и понаблюдаю за ее работой.
Она — лаборантка высшего класса, все ее движения точны, отмерены и бесшумны. Эмилия является как бы неотъемлемой частью лаборатории и ее атмосферы. Милая девушка, умный и опытный работник, ей нравилось проводить опыты с Женей. Видела все его недостатки, старалась прощать его небрежность л несобранность, создавала вокруг него обстановку, в которой ему легче думалось и работалось. Интересно, понимал ли он, кто находился с ним рядом?
— Эмилия, — тихо говорю я, — в ходе какого из опытов была допущена ошибка?
Она зажимает пальцем горлышко пробирки с раствором и смотрит на меня непонимающим взглядом.
— Какая… ошибка?
— Вот, взгляните.
Она отставляет пробирку и смотрит на листок, который я ей подаю. Удивление ее абсолютно неподдельно.
— Не знаю. Наверное с животными, но почему они выданы ошибочно?
Она рассматривает обратную сторону листка.
— Заказ оформлен как полагается. А Эрвин… это доктор Ленарт.
Она ничем не может помочь мне, просто с Маноловым у них не заходил разговор об опытах этой серии.
— А животных вы помните, Эмилия? Ведь это было сравнительно недавно.
— По-моему, да Ну конечно же! Я их готовила к опытам и относила на облучение.
Я опять оказываюсь в тупике. Не пойму, как найти эту ошибку, Манолов ведь не зря шутливо назвал себя “милый мой”! Может быть, есть смысл проверить вычисления? Но для этого мне придется навести справки в радиологической лаборатории. У Анны Виттинг. Или у лаборантки доктора Ленарта — Хелен Траугот. Лучше у Хелен Траугот, проявляющей повышенный интерес к мужской половине болгарской группы1
— Эмилия, — говорю я как можно осторожнее, — вы ведь знакомы с лаборанткой доктора Ленарта?
Она выстреливает в меня взглядом. На какую-то долю секунды я улавливаю в нем скрытую неприязнь. Потом верх берет чисто женское любопытство.
— Да, я с ней знакома
Ее тон достаточно красноречив. Приключение Стоименова явно ей не по вкусу, да и не только ей одной. Во всем этом им видится нечто чересчур поверхностное, вызывающее досаду. А теперь вот и инспектор заинтересовался!
Только мой интерес не имеет ничего общего с увлечениями Стоименова.