В ловушке. Трудно отпускает Антарктида. Белое проклятие

Санин Владимир Маркович

– Могу устроить, приемник-то я взял с собой.

– Погоди, ребята в медпункте сервировали стол. Пошли перекусим.

– Аппетита нет.

– У меня тоже. Хоть чайку попьем.

– Чаек – другое дело!

В крохотном, метра на три, медпункте было тепло: Филатов зажег паяльную лампу, и она быстро согрела воздух. Со стены людям ласково улыбалась длинноногая девушка в бикини. Она только что вышла из моря, и крупные капли скатывались с ее загорелого тела.

– Твое здоровье, крошка! – Филатов

прихлебнул чай. – Побереги улыбку, через год увидимся.

Отвинтив крышку двухлитрового термоса, Бармин налил крепкого чая Семёнову и Гаранину. Из другого термоса Дугин доставал переложенные хлебом котлеты.

– Фирменное блюдо ресторана «Собачий холод»! – похвалил Бармин, энергично работая челюстями. – Ешь, Волосан, за все заплачено. И не смотри на меня скорбными глазами, гипоксированный ты элемент?

– Какой элемент? – спросил Филатов.

– Что у тебя было в школе по химии? – поинтересовался Гаранин.

– Тройка с курицей, – ответил за Филатова Бармин и пояснил:

– Веня долго кудахтал, пока не выпросил у учителя тройку. Оксиген, детка, это кислород. Его-то Волосану и не хватает, оттого он и молчаливый, слова из него не вытянешь. И ты, Веня, гипоксированный. Хочешь, скажу, как я это узнал?

– Ну?

– Ты тоже перестал лаять.

– Это ты зря, док, – вступился за товарища Дугин – Часа не прошло, как он меня в самолете облаял, Волосан подтвердит.

Услышав свою кличку, Волосан, который без видимой охоты жевал котлету, встрепенулся было, но в игру не вступил.

– Эх, Волосан, Волосан! – с сочувствием проговорил Бармин. – Где твой гордо поднятый хвост?! Ты ведь теперь восточник, первый пес на Востоке, понял? Автографы будешь раздавать!

– Погаси ламлу, Веня, – сказал Гаранин. – Угорим.

– Да, таким теплом баловаться не стоит, – поддержал Семёнов. – Сгорание здесь плохое, от газа одуреем… А Волосана давайтека сунем в спальный мешок, пусть вздремнет, пока мы наводим порядок. Так, ребятки. Вы втроем пойдете к дизелям, а мы с Андреем Иванычем займемся рацией. Сколько времени тебе понадобится, Женя?

– Сначала отогреем дизеля, это раз, – начал Дугин. – Подготовим емкости для охлаждения – два, подключим аккумуляторы для стартерного запуска – три… Ну, часа два, два с половиной.

– Не забыл восточное хозяйство? – улыбнулся Семёнов.

– С закрытыми глазами, Николаич!

– Тогда командуй, тебе и карты в руки.

Дугин встал.

– Пошли, братва.

– Док, – обратился к Бармину Филатов. – Тут по твоей медицинской части… поможешь?

– Что?

– Лампы и аккумуляторы нужно перетащить в дизельную, полы подмести.

– Это мы запросто, это мы в ординатуре проходили. – Бармин важно кивнул. – Веник вульгарис!

Радиостанция – приемник и передатчик – была смонтирована в двух металлических

шкафах-стойках и состояла из нескольких блоков. Эти блоки в несколько десятков килограммов каждый предстояло вытащить и уложить в спальные мешки.

– Весь смысл в том, чтобы отходили они постепенно, – сказал Семёнов. – Без большого перепада температур.

Работали медленно, подолгу отдыхая.

– В дизельной сейчас тепло, – позавидовал Гаранин. – Авиационная подогревальная лампа, небось, в несколько минут всю стужу оттуда вытеснила.

– Я Сашу предупредил, чтобы не забывал проветривать, – отозвался Сеченов. – Так что вряд ли у них намного теплее, чем у нас. Деликатнее, дружок, блок питания!

Уложили, закучали в спальный мешок, снова уселись отдыхать. Помолчали, налаживая дыхание.

– Вот и согрелись немножко, – улыбнулся Семёнов. – Амундсен сказал, что единственное, к чему нельзя привыкнуть, это холод. И согревался работой.

– К Южному полюсу он добирался на собаках, – напомнил Гаранин, и подъем на купол происходил постепенно. В этом все дело – постепенно! Поэтому Амундсен и его товарищи не очень страдали от кислородного голодания.

– Как наши ребята в санно-гусеничном походе, – кивнул Семёнов.

– В первые дни на Востоке у меня всегда возникает комплекс неполноценности. Я кажусь себе старым и дряхлым…

– Но потом, – подхватил Семёнов, – ты видишь, что юный Филатов – такой же гипоксированный элемент, и тебе становится легче. Так, что ли?

Гаранин засмеялся.

– Не по-христиански, но именно так.

– Я тоже самому себе противен, – признался Семёнов. – Ну, сколько этот блок весит, килограммов сорок? А руки до сих пор дрожат.

– Похныкали друг другу в жилетку, и вроде полегчало. – Гаранин встал. – Ну, давай.

За полчаса работы сняли и запаковали в мешки четыре блока передатчика.

– Остается «Русалка». – Семёнов с нежностью погладил приемник. – Потерпи, подружка, скоро тоже погреешься.

– Твой-то приемник где? – спохватился Гаранин. – Послушаем, как в Мирном люди живут, – в порядке культурною отдыха?

Семёнов принес из холла чемодан, достал небольшой приемник на батарейном питании и настроился на Мирный. Пошла морзянка

– С Беловым работают. – Семёнов прислушался и предупредительно поднял руку – Тише…

Он замолчал и прильнул к приемнику.

– В Мирном начинается пурга. Видимость резко ухудшилась…

– Ну? – Гаранин придвинулся.

– На Молодежной второй день метет, видимость ноль, – не отрываясь от приемника, расшифровывал морзянку Семёнов. – Белова может принять австралийская станция Моусон… Это запасной вариант… Белов решил пробиваться в Мирный…

– Идут, выключай, – сказал Гаранин. Ребятам пока рассказывать на стоит.