В лучших семействах (Убийство миссис Рэкхем)
Шрифт:
Всего доброго. Ниро Вульф.
И, наконец, последняя.
А.Г.!
Не разыскивай меня.
Всего доброго и с наилучшими пожеланиями.
Н.В.
Я еще раз перечел записки, внимательно всматриваясь в каждое слово, потом, отрывисто бросив Фрицу и Теодору: «Сядьте в кресла и подождите», отправился в кабинет и уселся за своим столом. Они придвинули кресла и сели лицом ко мне.
– Он ушел, – глухо повторил Фриц, словно пытаясь убедить себя.
– Ты очень наблюдательный, – огрызнулся я.
– Тебе известно, где он, – в голосе Теодора прозвучало обвинение. – Некоторые орхидеи нельзя перевезти, не повредив их. Я вовсе не хочу работать на Лонг-Айленде, даже за двести долларов
– Послушай, Теодор, – взорвался я. – Мне совершенно наплевать, что ты там хочешь или не хочешь. Мистер Вульф избаловал тебя, поскольку никто не вынянчивает его цветы лучше тебя. Но мне ты сейчас напоминаешь только одно – кислое молоко. Я имею в виду твою постную рожу. Я не знаю, ни где находится мистер Вульф, ни когда он вернется, если он вообще вернется. Тебе он приписал «всего доброго», а мне «всего доброго и с наилучшими пожеланиями». Уловил разницу? Тогда заткнись и не мешай.
Я переключился на Фрица.
– Мистер Вульф считает, что Марко Вукчич станет платить тебе вдвое больше, чем он сам. Очень на него похоже, да? Сам видишь, я зол как черт из-за его выходки, хотя и вовсе не удивлен. Теперь, чтобы вы поняли, насколько хорошо я его знаю, расскажу вам, как было дело: вскоре после моего звонка он нацарапал эти записки и покинул дом, оставив дверь распахнутой – ты же сам сказал, что дверь была открыта, – чтобы любой праздношатающийся убедился, что в доме больше нет никого и ничего, стоящего внимания. Ты встал, как всегда, в шесть тридцать, увидел открытую дверь, поднялся в его спальню, убедился, что кровать пуста, и нашел на столе записки. Потом поднялся в оранжерею, позвал Теодора, вы спустились с ним в спальню, устроили обыск и обнаружили, что все вещи на месте. А потом сидели и глазели друг на друга до самого моего приезда. Можешь что-нибудь добавить?
– Я не хочу работать на Лонг-Айленде, – заявил Теодор.
А Фриц добавил только:
– Разыщи его, Арчи.
– Он запретил.
– Да, но ты... все равно найди его! Где он будет спать? А что будет есть? – Фриц всплеснул руками.
Я встал, подошел к сейфу, открыл его и заглянул в ящичек, где мы всегда хранили наличные на случай непредвиденных расходов. Там должно было быть чуть больше четырех тысяч; осталось же в наличии чуть больше тысячи. Я закрыл дверцу сейфа, крутанул ручку и заявил Фрицу:
– Ему хватит и на ночлег, и на питание. Так, я точно изложил факты?
– Не совсем. Мы недосчитались одной сумки, пижамы, зубной щетки, бритвы, трех рубашек и десяти пар носков.
– А трость он захватил?
– Нет. Только старое серое пальто и старую серую шляпу.
– Посетители у него были?
– Нет.
– А телефонные звонки, кроме моего?
– Я даже не знаю, что ты звонил. Мой параллельный аппарат тоже подключен к сети, как и у него, но сам знаешь, что в твое отсутствие я отвечаю на звонки лишь тогда, когда он сам меня просит. Звонок был всего один, в двенадцать минут первого.
– Проверь свои часы. Звонил я. В пять минут первого. – Я подошел и потрепал его по плечу. – Ладно. Надеюсь, работа на новом месте тебе понравится. А как насчет завтрака?
– Но, Арчи! Его завтрак...
– Ничего, я готов его съесть. Я сорок миль проделал на пустой желудок. – Я снова похлопал его по плечу. – Послушай, Фриц. Я, конечно, зол на него, чертовски зол. Но после того как я проглочу дюжину гренок с жареной ветчиной и восемь-десять яиц под твоим фирменным соусом, а также кварту кофе, возможно, я и подобрею. Скорее всего, разозлюсь еще сильнее, а может и нет. Кстати, как насчет его любимого меда, который ты мне уже давненько не давал? Тимьянового, кажется?
– Его осталось... немного. Четыре банки.
– Отлично. Тогда на
– Ни за что бы не подумал... – голос Фрица предательски дрогнул, и он умолк, а потом начал заново: – Ни за что бы не подумал, что такое может случиться. В чем дело, Арчи? – Он буквально скулил. – Что произошло? У него был такой прекрасный аппетит в последнее время...
– А мы сегодня собирались пересадить несколько мильтоний, – упавшим голосом добавил Теодор.
Я досадливо крякнул.
– Так иди и пересаживай. От него все равно толку как с козла молока. И вообще убирайся и оставь меня в покое! Я должен пораскинуть мозгами. К тому же я голоден как волк. Поди прочь!
Теодор, бурча под нос, зашаркал вон из комнаты. Фриц направился следом за ним, но в дверях притормозил.
– Правильно, Арчи. Пораскинь, пожалуйста, мозгами. Очень прошу. А я пока приготовлю тебе завтрак.
Он вышел, а я остался, чтобы напряженно мыслить, но шарики упорно отказывались шевелиться. Я был слишком выбит из колеи, чтобы спокойно думать. «Не разыскивай меня». Абсолютно в духе Вульфа, который прекрасно знал, что, случись мне заявиться домой и обнаружить, что он исчез, я тут же приступлю к поискам. Вот и сделал так, что мне даже подступиться нельзя. Не могу сказать, правда, что он застал меня врасплох, нет. Не зря я покинул дом Лидса без предупреждения и по дороге жал на все педали: у меня было предчувствие. Два года минуло с тех пор, как Вульф наказал мне: «Арчи, ты должен забыть, что знаешь имя этого человека. Если когда-либо, во время одного из моих дел окажется, что я столкнулся с ним и должен его уничтожить, я покину свой дом, найду место, где могу работать – а также спать и есть, если хватит времени, – и останусь там, пока все не закончится».
Так что насчет Вульфа я не беспокоился, но вот как быть со мной? С другой стороны, год спустя он заявил пятерым членам семейства Сперлинг в моем присутствии: «В этом случае он поймет, что мы схлестнулись не на живот, а на смерть, но это буду знать и я, поэтому заблаговременно перемещусь в оперативный штаб, местонахождение которого будет известно лишь мистеру Гудвину и, возможно, еще двоим». Ладно. Никто не собирался вступать с ним в пререкания по поводу оперативного штаба или перемещения. Но я был тем самым упомянутым мистером Гудвином, и этот мистер Гудвин сейчас тупо пялился в записку. «Не разыскивай меня». Что мне делать, скажите на милость? Естественно, что теми двумя, которых он имел в виду, были Саул Пензер и Марко Вукчич, но я был даже не вправе позвонить Саулу и задать пару закамуфлированных вопросов; правда, если он посвятил в свою тайну Саула и не посвятил меня, то и черт с ним. С другой стороны, что мне говорить людям – таким, например, как окружной прокурор Вестчестерского округа?
На этот вопрос ответ я получил, по меньшей мере, частично, из совершенно неожиданного источника. Расправившись с гренками, оладьями, ветчиной, яйцами, тимьяновым медом и кофе, я вернулся в кабинет, чтобы проверить, сумею ли я совладать с эмоциями и начать шевелить мозгами, и усердно этим занимался, когда вдруг заметил, что сижу в кресле Вульфа за его столом. Меня словно пружиной подбросило. Кроме самого Вульфа еще никто, не исключая и меня, никогда не сиживал в этом кресле, а я тут расположился в нем, будто так и положено. Значит, дело плохо, подумалось мне. Видно, я уже подсознательно решил, что Вульф расстался со своим креслом раз и навсегда, а такие мысли совершенно непростительны, даже в моем обозленном состоянии. Я выдвинул ящик стола, чтобы просмотреть его содержимое, и сделал вид, что именно с этой целью и занял кресло шефа; я уже начал копаться в бумагах, когда в дверь позвонили.