В любой гадости ищи свои радости

Штаний Любовь В.

Видно, перенапрягся, бедный, сюда забираючись. Жа-а-алко… Ну, и любопытно.

Я поднялась и, откинув брезгливость, подцепила верёвку зубами. Подтянула, наступила копытом, перехватила и подтянула ещё. Горбун уставился на меня с благоговейным восторгом.

Дурной он всё-таки! Давно бы должен догадаться, что не с классической копытной скотинкой дело имеет, да всё никак… То ли и впрямь тупой, то ли о переселении душ никогда не слышал. А. может, и то и другое?

Когда показался конец верёвки, я чуть было не упустила её. Лапонька моя гниющая! Он все

сумки допёр! И ту, что с мясом тоже! Десерт — это здорово, но на одном сладком далеко не уйдёшь. А тут не только дотащил, но и придумал, как втащить сюда и самому не сверзиться.

Умилённо таращась на пыльные торбы, я готова была расцеловать Алехандро. Ровно до тех пор, пока не глянула на него и не вспомнила, кого именно лобызать собираюсь. Умиление моментально сделало ручкой и, ехидно ухмыляясь, сигануло вниз с карниза.

Вздохнула и волоком потащила сумки в пещеру, пятясь задом, как крупногабаритный рак. Горбун кое-как выпрямился и, придерживаясь за стеночку, пополз следом. Да… После такой физической нагрузки не то что убогий калека, здоровый качок отлёживаться не один час будет, а этот ничего — скрипит, но как-то двигается.

— Постой, манюня, — вдруг полушёпотом проскрипел неразгибаемый упрямец. Это он кому? Мене? — Там темно, дай хоть лучинку зажгу. Я внизу заготовил.

Манюня? Манюня!! Ах он… Кирдык Базарович, блин!

От возмущения я остолбенела, а кошмарик зарылся в торбу, не переставая бубнить:

— Как ты меня напугала! Думал: больше не увижу своей ненормальной кобылы. Видел, как падала, и после обвала вдоль русла три часа ходил — тебя искал. Как ты сюда вообще забралась?! Я глазам своим не поверил, когда увидел! Я, значит, переживаю, с ума схожу. А она разлеглась и, как ни в чём не бывало, на солнышке греется! Скотина ты, Манюнь.

Я протестующе фыркнула, хотя довольно вяло. От таких откровений у меня глаза на лоб полезли.

Он меня искал? Он? Меня? Бред какой-то!

Дураку же ясно: после такого падения не выживают. Или он меня похоронить собирался? Мяса-то у него полно, чтобы из-за нескольких килограмм конины, рисковать своей шеей, спускаясь к воде. Ну, пусть даже нет у горбуна шеи. Руки-ноги-голова — тоже не чужие и отнюдь не лишние.

А потом, с чего это вонючка так разговорился?! Как попугай на сковородке, ей Богу! Может, ему каменюкой по башке прилетело и Алехандро уже помахал отъезжающей на пмж в тёплые края крыше голубым платочком? Обычно ведь зомбик совсем не разговорчив.

Я выплюнула верёвку и опасливо сдвинулась в сторонку, так чтобы в случае чего загородить контрабандный шоколад своей пятнистой шкуркой от света и внимательного взгляда некоторых. А, кстати, насчёт ‘пятнистости’!

Ведь почти не свечусь уже! Пятна побледнели и едва заметно отливали отвратным буро-зелёным цветом. Не знаю, то ли ванна помогла, толи заклятье горбуна ослабевает, но я не в накладе.

А словестный понос у моего убого спутника всё никак не прекращался. В неверном свете зажжённой лучины горбун поднял лицо от сумки и… и наконец-то заткнулся, разглядев тёплое

озерцо, офигевшую меня и теряющуюся во мраке глубину пещеры. Угу, и белый гладкий валун-столик тоже заметил…

С уродского личика неожиданно блеснули серой сталью глаза. Я поёжилась от пронзительной цепкости взгляда этих сейчас совсем человеческих зыркалок, когда горбун, обозрев обстановку, впился им в меня.

Нет, ну я то тут при чём?! Не фиг на меня так пялиться! Смотрел бы лучше… хоть на водопад! От рыжего огонька хрустальная пелена будто и сама загорелась живим пламенем! Красота неимоверная, а эта зомбя полосатая меня сканирует, блин! Тоже мне, налоговик-любитель! Нет у меня ничего! Нету!

И шоколадка не моя, тем более и её нету!

Уф… Конючка-сканер тяжело вздохнул и зарылся правой ручёнкой в одну из сумок. Чего он там искал — не в курсе. Я в эту торбу носа не совала. Да и не до любопытства сейчас было.

Откровенно говоря, струхнула я знатно. Очень уж дико всё. Аж, мороз по коже от таких открытий. То есть по шкуре, конечно. Что спутник мой может пугать до колик, я уже была в курсе. Но чтобы вот так… холодно и глубоко смотреть… Словно рентгеном просветил, зараза.

Ещё пара секунд — точняк сдала бы золото партии! В смысле заначку. Угу, и тогда бы без вариантов — полная опа. Не знаю уж, в чём Алехандро меня подозревает, но явно в чём-то дурном…

А горбун извлёк из сумки горсть какого-то металлически позвякивающего хлама и вместе с добычей удалился на козырёк. Проводив взглядом его неприятно перекошенную фигуру. Какое-то время отходила от шока.

Напугал же, урна прямоходячая! Не окровавленным тесаком, не удавкой и даже не угрозой тошнотворно омерзительных объятий… всего лишь демонстрацией того, что скрыто под убогой оболочкой. Чего-то зловещего, решительного и готового убить при необходимости. Мамочка…

Ощущение было, словно из под прямых бровей сверкнули не глаза а парочки тщательно заточенных кинжалов.

Впрочем, чему я удивляюсь?! Конечно, при такой роже и жизни, кто похилее, любой, хоть сколько-нибудь слабый человек давно бы сдвинулся и скуксился. А вонючка слабости ни разу ны выказал.

Дурость и истерики — да, но это не в счёт, потому как совсем из другой оперы. Про фантастическое упрямство и жизнестойкость этого убогого вообще молчу в тряпочку.

Посакав, поднялась на ноги. Коленки почему-то дрожали. И всё равно, нужно срочно мириться.

Пусть я и не ссорилась, но Алехандро… В любом случае худой мир лучше доброй войны.

Проще переступить через себя, чем терпеть повисшие в воздухе напряжение недосказанности и невнятные подозрения единственного спутника. Сглотнув неуверенность и пинками отогнав за угол гордость, я пошла разруливать непонятный конфликт.

Горбун сидел на карнизе далеко за кромкой водопада. Лучинка трепетала, вставленная в малозаметную щель в скале. Ярко-бирюзовые, даже в этом неверном свете, пальцы неловко перебирали железяки, мастеря из них и верёвки головоломную приблуду непонятного назначения.