В любой гадости ищи свои радости

Штаний Любовь В.

Воткнули и забыли вынуть, и при малейшем движении этот проткнувший насквозь штырь мешал дышать.

Как я могла? Как могла отказаться от Эйлара?! Предать его… трижды. Теперь отдала магию дракона гниющему уроду, который всей душой желал и желает смерти тому, кого люблю. Такое не прощают.

Вина и горечь заполняли лёгкие, горло, уши, впивались под ногти тонкими огненными иглами, били по ушам… Я опять выбрала из двоих не того. Опять…

Пусть Шариз обещал не допустить столкновения Алехандро и Эйлара, это ничего не меняло. Всё равно! В глазах черноволосого

воина я навсегда подлая беспринципная дрянь, не стоящая и воспоминаний… Он не просто забудет — будет ненавидеть и презирать меня, а я… А я не могла иначе!

Просто не могла!

Любимому желание принесло бы власть, а кошмарику просто возможность нормально жить.

Алехандро потерял шанс отомстить врагу, ради мести которому шёл вперёд. Как только понял, что значит для меня Эйлар, горбун отошёл в сторону, не желая рвать душу. Мою душу… Пусть отошёл временно, но… Зомбик отступил от смысла своей никчёмной жизни, ради смысла моей. Как же я могла поступить иначе?!

И всё же в этот момент я… ненавидела себя. О, как истово ненавидела! До крови на прикушенной губе, до хриплого звериного воя, прорывавшегося на свободу, до звёздочек в зажмуренных глазах, до острой боли с стиснутых зубах, до… до безумия почти. Ненавидела и не могла поднять зарёванные глаза на Эйлара. Даже последнего, прощального взгляда не могла кинуть на любимого и преданного мною же мужчину.

Были ещё какие-то слова. То мерзко-сиплые, то басовито-гулкие, то… Вот только самого родного, самого дорогого голоса слышно не было а мне… Мне так много хотелось напоследок сказать Эйлару.

Сквозь боль, сквозь вину, сквозь холод осознания… Так много! Но золотое остро-колкое нечто с каждым вздохом заполняло лёгкие, разъедало внутренности, кипятком обжигало горло и нёбо, спазмами сжимало мышцы, вытягивало жилы, сверлом входило в кости и суставы.

— А сильна мелкая, — задумчиво пророкотал Шариз над ухом. — Это ж надо было столько силы в заклятье вбухать! С умом явные проблемы, но силы на двоих хватит.

Дракон говорил ещё что-то, но звуки тонули в густом, словно вата, отчаянии. Потом, будто далёкое эхо, сиплый хрип горбуна, который сквозь собственные истерические всхлипы, судорожные попытки вырваться из крепких объятий дракона и вспышки ослепительной боли слышала едва-едва:

— Помоги… возьми назад… только… ей…

Басовитое гудение Шариза:

— Справится… не смеешь… против… её решения…

Были ещё какие-то слова. То мерзко-сиплые, то басовито-гулкие, то… Вот только самого родного, самого дорогого голоса слышно не было а мне… Мне так много хотелось напоследок сказать Эйлару.

Сквозь боль, сквозь вину, сквозь холод осознания… Так много! Но золотое остро-колкое нечто с каждым вздохом заполняло лёгкие, разъедало внутренности, кипятком обжигало горло и нёбо, спазмами сжимало мышцы, вытягивало жилы, сверлом входило в кости и суставы.

— Домой… — каким-то чудом даже не прошептала, выдавила беззвучное. — Пожалуйста…

Ответ Шариза уже не расслышала. Краем глаза заметила только, как закружились

вокруг нас полупрозрачные белые струйки света. Они поднимались снизу вверх по спирали, иногда касались горячечно-чувствительной кожи. Прикосновения обжигали острыми льдинками-осколками зимней стужи. Этот холод сковывал душу тишиной, отодвигал золото безнадёжности предательства чуть-чуть дальше. Совсем чуть-чуть, но дальше и…

— Вот ты и дома, девочка, — ласково прошептал Шариз, поглаживая по щеке. — В мире без магии тебе должно стать легче.

Попыталась было поднять тяжёлую от тоски голову, но сил не хватило, и я уронила её на плечо дракона, отстранённо наблюдая за… собой. Я лежала на руках у шатена и в тоже время ещё одна ‘я’ медленно поднималась с кафельного пола салона. Пошатнувшись, вторая я чуть не упала, но ухватилась за спинку вишнёвого углового дивана и кое-как выпрямилась. Неужели я всегда такая бледная? И губы синюшные, и под глазами тёмные круги, и…

— Не пугайся, малышка. — Выдохнул, почти касаясь губами виска, шатен. — Всё будет хорошо. Тебе сейчас нужно как следует отдохнуть, и подольше, а работа этому не способствует.

— Люб, ну где ты? — В помещение салона влетела Танька из соседнего отдела. — Мы закрываемся и… Господи, что это с тобой?!

Увидев ‘моё’ лицо и отсутствующий взгляд, девушка всплеснула руками и торопливо подбежала. Как раз вовремя, чтобы не позволить мнимой мне снова брякнуться на пол.

— Сашка, Ленка, Оксана Сергеевна! Любе плохо!

Никто из явившихся на зов коллег так и не увидел высокого зеленоглазого мужчину со всё ещё плачущей мной на руках. Зато двойника не просто увидели — его усадили на стул, общупали, заставили выпить валосердина, мгновенно провонявшего помещение. Потом подозрительно быстро приехала скорая, и ‘меня’ увезли.

Взбудораженный происшествием народ разошёлся по домама. Свет погас, двери заперли, а мы с Шаризом остались вдвоём в пустом здании и только алые точки сигнализации успокаивающе горели во мраке.

— Теперь для всех ты на больничном. — Осведомил дракон удовлетворённо. — Документы наколдую.

Я за минувшие со всей этой суетой полчаса немного пришла в себя и даже начала кое-что соображать, хотя пока ещё основательно лихорадило и крутило.

— Скорая не настоящая? — Тихо спросила, не поднимая головы с надёжного плеча. Сил не было даже руку поднять.

— Конечно, нет, — мужчина по-доброму улыбнулся. Зелёные глаза и кожа шатена едва заметно светились. — Это — иллюзия, просто очень хорошая.

— Зачем?

— А как ты в таком состоянии работать собираешься? Или, думаешь, пары выходных хватит, чтобы прийти в норму? Дилания магии на ‘благословение’ не пожалела.

— Это тут не причём. Я действительно влюбилась в Эйлара.

— Да я уже понял, — дракон тяжело вздохнул. — И тем хуже для тебя. При таком раскладе заклятье куда как крепче врастает в душу и продержится дольше. Удивительно, как ты вообще смогла переступить через себя без моей магии. Зачем, кстати, мой подарок уроду отдала?