В любви, как на войне
Шрифт:
Доверять в этом городе большого разбоя нельзя никому. Ни женщинам, ни детям.
Чеченскому мальчонке вырезали аппендицит в русском госпитале. Хирург, восхищенный мужеством, с каким мальчик выносил боль, сказал ему: "Ты настоящий мужчина"разве я мужчина? – возразил тот. – Я еще не убил ни одной русской свиньи".
Женщины, тонкие, как лезвие бритвы, с застывшей навеки ненавистью в глазах, вызывают у военных не меньше опасений, чем самые бородатые мужики. Их вещи' на блокпостах обыскиваются с особой тщательностью. И не редкость, когда в коробках из-под "Тампаксов" находят патроны, а в ворохе трусиков – гранаты.
– Раньше
Я смеюсь, и глаза у Василия становятся злыми.
– Это не смешно, – обрывает он меня. – У нас и у чеченцев одинаковые рации, потому так легко и с той, и с другой стороны перехватывать разговоры и даже включаться в беседу. Я сам был свидетелем такого подключения. Мы ехали на БТРе на броне и вдруг слышим, как у моего соседа заработала рация, и женский голос произнес: "Поверни голову направо". Парень автоматически поворачивает голову. "А теперь налево". И он, как дурак, слушается. "Смотри-ка, хорошенький, – говорит голос. – Жалко". И выстрел ему в плечо. Пожалела, сука.
Снайперы в Грозном по-прежнему работают без отпусков и выходных. Хотя в городе стреляют всегда, на это мало кто обращает внимание. Иногда солдатики, дурачась, палят в воздух на мотив "Спартак Чемпион". Страх вызывают только одиночные выстрелы из винтовки – значит, где-то работает снайпер. Особо опасное место – сгоревший танк, где товарищи погибших танкистов устроили нечто вроде памятника. Вбитый в землю деревянный крест, искусственные цветы, припорошенные снегом, и рюмочка водки. Сюда часто приезжают офицеры помянуть ребят добрым глотком спирта. Именно этого момента ждут притаившиеся в развалинах снайперы. Мишени как на ладони в статических позах и расслабленных чувствах бей не хочу! Поэтому пьют у креста быстро, с риском поперхнуться, настороженно озираясь по сторонам.
"Эх, если б больше патронов! – говорят криминалисты из Екатеринбурга. – Мы бы живо эту нечисть прикончили. Когда мы сюда приехали, нам выдали боекомплект – 12о патронов, а их за пятнадцать минут боя можно расстрелять. Веришь ли, пришлось выменивать на спирт дополнительные патроны".
Спирт в Грозном – универсальная валюта, на! которую можно поменять все. Водка – деликатес, и запивать ее часто нечем. С водой перебои, а та, что достают, мутная и желтая. Помню, как нас поили водкой в одной из комендатур. Мы сидели на полу в ванной комнате (самое теплое место в здании).В качестве светского жеста запивать водку предложили пивом (воды не было вовсе). Это соотношение ценности воды и алкоголя в пользу воды меня ничуть не удивило. Я ведь и сама видела, как ночью 23 февраля десяток военных мужиков "приговорили" пятилитровую банку спирта, запивая ее лишь ковшиком водички.
Алкоголь применяют в основном в терапевтических целях. Иного средства для снятия стрессов просто не дано. Все эти люди, измаравшие душу в дерьме войны и чувствующие у сердца щиплющий холодок смерти, – готовые пациенты психиатрических клиник. Я видела здоровенных мужиков, которые после бутылки пива начинали рыдать, стучать кулаком по столу и слать проклятия в пустоту. Я видела совершенно трезвых мужчин,
Церковь пытается протянуть сюда руку помощи и облегчить эти заблудшие души в той форме, в какой ей это доступно. Я встретила в Грозном отца Александра из Краснодарской епархии, который вместе со своей хлопотливой матушкой привез гостинцы солдатам. Он провел службу, исповедовал, отпустил грехи и с чистой совестью собрался домой. Я застигла его в тот пикантный момент, когда он, подоткнув полы рясы, отважно лез на броню БТРа. Ни дать ни взять военно-полевой батюшка. Глаза его воинственно поблескивали, улыбка источала блаженство. Он явно чувствовал себя на коне. Удобно усевшись, он сверху с брони щедро раздал благословения, призвал милость божью на наши срамные головы и был таков.
Из Грозного мы вместе с Геной снова вернулись в Ханкалу, где я встретилась с Витей и Олегом. Мы Решили улететь на несколько дней в Аргунское ущелье, в штаб генерала Шаманова. Для этого надо было вернуться в Моздок и оттуда попытаться прорваться в ущелье на каком-нибудь левом вертолете за бутылку водки. На летном поле нет бдительного ока цензуры и пресс-центра. Авось повезет. Ребята Пожали руки всем обитателям вагончика, а я всех Расцеловала на прощание, и мы побежали на вертолетную площадку.
В вертолете уже сидели штук двадцать иностранных корреспондентов, которые возвращались из своеобразной экскурсии по Чечне. Они еще не знали, какой приятный полет им предстоит.
Как только мы поднялись в воздух, вертолет внезапно начал дурить. Он пикировал вниз на ощетинившийся лес, а потом резко набирал высоту. У пассажиров, боровшихся с тошнотой, начали зеленеть лица. Слава богу, что у меня здоровый желудок и меня редко тошнит. А когда вертолет, как самоубийца, пытался протаранить здоровенный дорожный столб и только в последнюю секунду увернулся от лобового столкновения, сидевший рядом со мной американец Дэвид возмущенно сказал: "Они играют нашими жизнями".
А все объяснялось просто. Перед началом полета один из летчиков высунулся из кабины и поманил, пальцем немецкого журналиста Макса. Командир решил продемонстрировать ему высокий класс пилотного мастерства.
Дальше круче. Внезапно заработал пулемет и пошел всерьез плеваться металлом.
Это счастливый Макс, которому позволили пострелять, вовсю давил на гашетку. А пролетали мы, между прочим, над мирным районом. "Проклятые немцы, – не унимался Дэвид. – Это их реванш за сорок пятый год. Нет, ну вы видели когда-нибудь – летит немец над Россией и стреляет!" Макс после этой поездки заработал себе кличку Стрелок.
После Грозного и Ханкалы Моздок показался нам центром цивилизации, а крохотное гостиничное кафе, где пили журналисты и вояки, – роскошным рестораном. Мы, как водится, заказали там пельменей, соленой рыбы и водки и пьянствовали хорошей компанией – Олег, Витя, я и Дэвид.
Офицер, сидящий за соседним столиком, прислал нам бутылку шампанского.
– Что будем с ним делать? – спросил меня Олег.
– . Откупорим, конечно, и будем пить, – весело сказала я.
Как только мы пригубили шампанское, молодой офицер поднялся, подошел к нашему столику и вежливо попросил разрешения присоединиться к нам. Как мы могли ему отказать?