В мир А Платонова - через его язык (Предположения, факты, истолкования, догадки)

Михеев Михаил Петрович

Более обычно было бы сказать так (ниже в квадратных скобках пропущенные в тексте звенья рассуждения):

Золу на дорогах куры [по-видимому, давно] не разгребали (s), [да и вообще кажется никаких кур вокруг не было видно (S) ], потому что их [просто давно всех] съели [местные изголодавшиеся крестьяне] (Р):

т.е. в сокращенной записи[107]: (s > S) ( P

Но ведь странно объяснять то, почему куры уже не разгребают золу (на деревенской дороге), тем что эти куры (все до одной) съедены: тогда уж скорее надо было бы объяснить, почему именно - съели кур (а не зажарили, например, бифштекс и т.п.) - Именно потому, что в деревне наступил страшный голод, из-за засухи, и вообще все съедобное давно уже

было пущено в ход (это - R, или реальное, но опущенное здесь в тексте объяснение, или действительная причина события-следствия S, нуждающегося в таковом объяснении: но это R становится ясно только из контекста). Платонов использует тут пропуск, как бы требуя от своего читателя произвести указанную подстановку, да к тому же нагружая ее вставным обобщением (s > S). Эффект неожиданности от "смещенного" таким образом объяснения заключается в том, что разгребание курами золы на дороге (в поисках крошек пищи) представляется хоть и вполне обычным событием в рамках сельского пейзажа, но отсутствие самих кур в данном случае как-то уж очень неестественно ставить в зависимость от такого - безусловно редкостного явления, как их полное истребление деревенскими жителями. Получается как бы обманный риторический ход - объяснение более простого, в то время как более сложное оставлено непонятным. При таком перескоке в объяснении главное-то и остается в результате скрытым, недоговоренным, предоставленным самому читателю - для "додумывания" и разгадывания, на свой страх и риск.

Если посмотреть несколько шире, то в приведенном выше примере Платонов пользуется не своим собственным, каким-то уникальным, характерным только для него приемом, а уже вполне апробированным в литературе. Мне кажется, можно сравнить это с тем, что делает Гоголь, например, в описании ворот, которые видит Чичиков перед домом Плюшкина. Здесь происходит приблизительно такое же смещение в цепи нуждающихся в обосновании фактов, и при этом основной акцент (вместе с читательским вниманием) перемещается с основного события действительно нуждающегося в объяснении - на некое второстепенное, как бы "подставное", или "подложное" событие в качестве причины:

...В другое время и они [ворота] были заперты наглухо, ибо в железной петле висел замок-исполин.

Ведь здесь придаточное, которое следует за союзом ибо, выступает обоснованием не того факта - как можно подумать вначале - что:

вообще всегда были у Плюшкина на запоре>, т.е. запирались во все остальное время, кроме того, когда на них смотрят герой вместе с рассказчиком (и ворота когда вдруг оказались открыты), или даже выяснению того (более общего) вопроса, почему именно это, то есть

?

Эти вопросы только ставятся, т.е. исподволь, невольно пробуждаются в душе читателя, но не получают здесь явного ответа. (Быть может, это надо считать риторическим нагнетанием давления - на бессознательное читателя.)

Объяснения этих, наиболее, казалось бы, релевантных в данной ситуации фактов так и не приводится. Приводимое у Гоголя в качестве "объяснительного" придаточное предложение поясняет, на самом деле, только то, что ворота, можно было запереть наглухо, т.е. так, чтобы открыть их не было уже никакой возможности. Перед читателем хоть и мелкий, но обман ожиданий, возникающий из-за расхождения - между первоначально сложившимся в сознании и окончательно представленным в тексте актуальным членением предложения. То же самое и в приведенной ранее фразе Платонова, где объяснение давалось вовсе не тому, что, по нашим понятиям, в таковом объяснении нуждается. Такого рода своеобразных понуждений читателя к собственным размышлениям над сказанным со стороны автора множество в любом произведении Платонова. Вот более простой пример, на этот раз из рассказа "Государственный житель":

Среди лета деревня Козьма, как

и все сельские местности, болела поносом, потому что поспевали ягоды в кустах и огородная зелень.

На самом деле, структура причинной зависимости должна иметь приблизительно такой вид:

s ( r ( p. Пропускаемый здесь "средний член" рассуждения, фрагмент (r) легко восстановим: .

Вообще говоря, пропуски подобного рода весьма характерны не только для художественной, но для любой речи.

Более сложный пример, из "Котлована": убитые в деревне крестьянами рабочие Козлов и Сафронов лежат мертвые на столе президиума, в сельсовете. При этом один из них

был спокоен, как довольный человек (s1), и рыжие усы его, нависшие над ослабевшим полуоткрытым ртом, росли даже из губ (s2), потому что его не целовали при жизни (p).

Достроим наводимый здесь вывод-обобщение (Р):

, а именно p, где Р выступает обобщением, т.е (p > P).

Но, значит, обратив импликацию с отрицаниями, получаем:

(не-р) --> (не-s2)

или: .

Странно, конечно, что у Платонова человек выглядит довольным только после смерти. Может быть, справедлив тут и такой вывод:

; или

(не-р) --> (не-s1).

Этот последний вывод скрывает за собой в качестве общеизвестной, само собой разумеющейся посылки еще одно привычное правило (обозначу его буквой L):

L:

В этом смысле понятно, почему человек может после смерти выглядеть довольным. Но этому правилу противостоит и как бы дополняет его нечто противоположное:

не-L: .

Это все, так сказать, задний план, или фон платоновского высказывания.

=== Избыточность в мотивировке события и гипертрофия причинности

А вот и как будто обязательная для Платонова обратная сторона недоговоренности и недосказанности - именно, избыточность. Причинная зависимость обнаруживается им и у таких событий, которые для нас вообще никак не связаны друг с другом. Так, например, у деревьев во время жары:

с тайным стыдом заворачиваются листья (К). Почему? Можно подумать, что деревья должны стыдиться чего-то. Но чего они могут стыдится? Вот дальнейшие ходы возможных осмыслений:

.

Или про мужика-крестьянина сказано, что он от скупости был неженатым (К) - т.е., по-видимому,

.

Ноги у женщин при социализме должны быть полными - на случай рождения будущих детей (К) - т.е.:

, или даже:

.

Землекопы уснули прямо в верхней одежде и дневных штанах - чтобы не трудиться над расстегиванием пуговиц (К) - так, как будто

; или .

Тут вроде бы очевидно преувеличение серьезности такой работы и "сознательности" отношения рабочих к своему делу. Примеры можно было бы продолжать и дальше. Во всех приведенных случаях можно видеть простые гиперболы, свойственные ироническому взгляду на мир Платонова. Тем не менее они почему-то педалируют именно причинную обусловленность между двумя событиями (Р и S) - то, что именно из Р как причины следует S как следствие, - хотя на самом деле ни знать, ни контролировать именно так устроенную их обусловленность никто (ни автор, ни читатель), безусловно, не в состоянии.

Подводимость всего под некий "общий закон". Отношение сопутствования

Идея полной покорности человека некоему произвольно установленному (или же просто первому попавшемуся, даже "взятому с потолка"?) общему правилу, выдаваемому чуть ли не за предначертания судьбы (причем, как кажется, понимаемому так только лишь потому, что оно вписывается в установления господствующей идеологии), проявляет себя у Платонова, например, в том, что заготовленные для себя заранее гробы крестьяне готовы считать теперь, при социализме, своей единственной собственностью - после отнятия у них всего остального имущества. Так, деревенский бедняк говорит рабочему на котловане: