В мире актеров
Шрифт:
Право же, и в наши годы в искусстве сцены не одни лишь "поветрия", но и нечто серьезное и непреходящее существует и появляется.
* * *
Оригинальность спектаклей начинается с оригинальности и значительности его художественной идеи. Понятие "божественная идея" о б н и м а е т собой все: общественное, политическое, нравственное и собственно художественное, то есть выразительное, содержание спектакля. В театре новое, оригинальное начинается с автора. Другого начала в театре нет. Однако естественное продолжение, а сегодня лучше говорить, соавторство есть. Режиссер. Но еще в конце прошлого века,
Однако же откуда эти приемы взялись?
О, здесь причины сложные, и причин много! Подумайте над таким лишь соображением. Было время, когда театр являлся единственным зрелищным искусством. Это было всего восемьдесят лет назад. Не существовало ни кинематографа, ни телевидения, ни массовых спортивных празднеств и действий. Не было и радио.
И вот театр оказался в середине нашего века в окружении мощных конкурентов. Эти конкуренты в известном смысле дети театра, они заимствовали у него все, что могли, и переработали по-своему. Прежде всего они заимствовали у театра актера, живого носителя искусства. Но используют они актера по своему. Не буду вдаваться в технологию каждого из этих искусств, скажу только, что все они – и кинематограф, и телетеатр, и радиотеатр – приближают актера, исполнителя к зрителю, а радио и телевидение даже приводят его "на дом". При таком приближении собственная человеческая личность актера начинает играть все большую роль в общей системе создания образа. Простой пример. На сцене театра актеры могут незаметно для зрителя подсказать текст своему партнеру, который вдруг забыл, или сказать вообще что-нибудь не относящееся к спектаклю. Зритель ничего этого не заметит. Все это актеры театра и проделывают весьма нередко. А представьте что-нибудь подобное на экране кино, телевизора или по радио! Невозможно.
Ну, а что же театр? Как он реагировал на появление этих новых своих собратьев и на тот факт, что они сумели куда как больше приблизить исполнителя к зрителю?
Вначале театр загрустил, а потом стал изыскивать новые средства выразительности, новые возможности приблизить актера к зрителю, Не сдаваться же!
И оказалось, что средства есть! При этом их даже не надо было изобретать, а надо было вспомнить свое блистательное прошлое, Народный театр скоморохов, греческий театр под открытым небом его сказочной красоты амфитеатры, похожие на стадионы. Шекспировский театр с его помостом, открытым для зрителей с трех сторон.
И в театре перестали считаться с портальной рамкой, вывели актера на авансцену, даже сводят его в зал. В театре почти отказались от париков, а грим стал более сдержанным и строгим и, как правило, не преследует теперь цель изменить лицо актера до неузнаваемости.
Театр вообще демократизируется, ему тесно и неудобно в портале, ему слишком длинно театральное представление, он хочет больше соответствовать динамизму жизни современного человека, его новым привычкам. Привычке к газете, кинохронике, кинофильму, телепередаче, к современному транспорту. Обратите внимание на такой парадокс: продолжительность спектакля, в сущности, сравнялась с продолжительностью кинофильмов. Первый устраивается с одним антрактом, а второй – в двух сериях. А ведь когда-то кинофильм был в три раза короче спектакля! Вот вам образец взаимовлияния, обратной связи.
У театра остается его коренное преимущество: живое искусство актера на глазах у живого зрителя. Уникальный и неповторимый акт творчества. Но приемы театр меняет.
* * *
Теперь
Перевоплощение внешнее – одно из чудес театра, особенно для начинающих театральных зрителей. Для актера же все эти парики, наклейки, усы, бороды, грим и прочее лишь средство, помогающее перевоплощению внутреннему. Движение можно обозначить так: чаша весов, на которой находится перевоплощение внутреннее, все больше перевешивала. Актеры современного театра все меньше средств и сил тратят на изменение своего внешнего облика, хотя, разумеется, никогда не откажутся от этого совсем.
* * *
Перевоплощение внутреннее, когда актеру можно с одним и тем же "своим лицом" играть разных людей, создавать разные характеры и типы – такое перевоплощение требует огромного труда, таланта и богатства собственной личности актера. А то получится, что ходит по сцене один и тот же человек, но говорит текст разных людей. Исполнителю кажется, что он современный актер, а он просто средний, чтоб не сказать плохой, актер. Когда он скрывается за гримом и костюмом, это просто не столь заметно.
Но есть актеры удивительные. Они точно знают, когда надо выйти "со своим лицом", а когда наложить характерный грим. И "свое лицо" у них всегда оказывается разным, в зависимости от роли, которую они исполняют.
Вот, например, Игорь Кваша в роли Пестеля в спектакле "Декабристы" на сцене "Современника", играл "со своим лицом". А вспомним этого актера в "Голом короле", в "Назначении", в "На дне", наконец. В этих и многих других ролях его невозможно узнать. Он из тех актеров, которые владеют внешней характерностью. В других ролях, например, в спектаклях "Вечно живые", "Четвертый", "Оглянись во гневе" или в роли Пестеля, И.Кваша почему-то не считал нужным отказаться от собственной манеры проявлять себя в жизни, от собственного лица. Очевидно, тому есть серьезные причины. Очевидно, здесь замысел. Очевидно, здесь, полагает актер, его собственное лицо поможет и внутреннему перевоплощению и его, актера мыслям и чувствам, которые он собирается сообщить. Это же можно сказать и о О.Ефремове, и о И.Смоктуновском, и о К.Лаврове, и о Е.Евстигнееве, и о М.Ульянове, и о многих других, о которых рассказано в этой книге.
Но, отказываясь от внешней непохожести, выходя со своим лицом, эти актеры вовсе не отказываются от внешнего перевоплощения – вот ведь в чем вся штука!
Тут диалектика театра.
Когда-то, в девятисотые годы, многие философы под влиянием новейших, ошеломляющих открытий физики стали писать о том, что исчезла материя. Ленин тогда отвечал им: исчезла не материя, исчез тот предел, до которого мы знали материю. Понимая, сколь далека от натурфилософии сфера театра, хочу тем не менее перефразировать этот тезис: исчезает не перевоплощение, исчезает тот предел, до которого мы знали перевоплощение!
Лицо музы театра, Мельпомены меняется. Сегодня оно более мужественно и просто. Когда-то его изображали, как маску. Сегодня оно напоминает лицо задумавшегося человека, такого, которого мы часто встречаем в троллейбусе, метро, институтской аудитории, конструкторском бюро, у программного станка... Оно напоминает мне лицо родэновского "Мыслителя". Это не значит, конечно, что лицо это не улыбается: ему свойственны и юмор и гневный смех... Ему ничто человеческое не чуждо.
ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРИЗНАНИЕ вместо предисловия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .1
МЕЖДУ СЦЕНОЙ И ЭКРАНОМ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .7
Ефремов с шести до полуночи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .8