В мире актеров
Шрифт:
Помню вечера самого модного тогда поэта Игоря Северянина, странно певшего с эстрады свои "поэзы", помню первые московские такси, пышные резиновые груши их клаксонов. Помню открытки с изображением Лины Кавальери – она считалась тогда эталоном женской красоты, – теперь на нее вряд ли обратили бы внимание даже самые пылкие юноши в джинсах! А недавно я побывал в Одессе. Можете себе представить – на развалах загородного базара продавались "открытые письма" времен моей юности и их тексты (что делает время!) не выглядели интимными семейными бумагами, а представали образцами единого стиля!
Всем этим и повеяло на меня с первых же кадров "Рады любви", нет, еще с титров, заключенных
И с первого же появления героини – Ольги Вознесенской.
Я был поражен естественностью молодой современной актрисы в облике "женщины салона" эфемерного времени накануне первой мировой войны, женщины модных обложек, духов "Коти" и стихов того же Северянина, в которых "королева играла в башне замка Шопена..."
Мне, как и многим людям преклонного возраста, кажется, что время в начале века текло не так, как теперь. Наверное, это годы, сложившись, образовали некую фантастическую линзу у нас в сознании, она увеличивает и очищает прошлое. Может быть, эта линза и есть искусство – просветленная оптика времени?
Передо мной словно возникло видение. Появилась капризно обиженная дама с болонкой и двумя девочками в кружевных платьицах. Линии ее изящной фигу, образцово модные туалеты, которые она носит столь привычно, – все создавало этот образ. У нее грациозный голос женщины, нарочно задержавшейся в детстве. Это "детство" признак моды, необходимый "шарм".
Я вспоминаю сцену ее автомобильной прогулки с влюбленным в нее оператором, ее долгий, искусный, музыкальный смех. Вспоминаю ее газовый шарф, красиво и долго парящий в зелени деревьев, как строка старого "жгучего" любовного романса, и сам этот романс, что звучит в фильме.
То ли это смех, смех, то ли это плач, плач,
Это ты, любовь,
Поет душа, возьми ее в ладони.
Успокой...
Где же ты, мечта, где же ты, мечта?..
Но я не стал бы беспокоить вас моими сентиментальными воспоминаниями, если бы из всего этого будуарного, открыточного антуража, из этого декламаторства не возникала вдруг женщина очаровательная, несчастная, талантливая, страдающая от пошлости и позы, но не могущая без них жить.
Игра Елены Соловей поразительна достоверностью стиля, а стиль великое дело! Недаром же сказал кто-то из классиков: "Стиль – это человек".
Так что же перед нами на экране душа или маска "старой фильмы"?
И что, собственно, нам сегодня необходимо? Душа, как требует воображаемый автор первого письма, или маска, которую приветствует второй?
Что и говорить – сложную задачу поставили перед собой авторы фильма "Раба любви". Сложную и редкую в нашем современном кинематографе.
Они пожелали рассказать кинозрителям о начальных годах русского немого кино, о его слугах, жертвах и рыцарях, об этом, на наш сегодняшний "взрослый" взгляд, странном, искусственном, несерьезном и суетливом мире, который, несмотря на все (Такова уж аберрация исторического зрения, власть времени), представляется нам исполненным даже своеобразной романтики. Во всяком случае, мы склонны отнестись
И еще одну трудную задачу поставили перед собой авторы "Рабы любви". Рассказать о "старой фильме" как бы средствами самой "старой фильмы".
Как бы! Ибо повторение невозможно хотя бы уже в силу того, что на имитацию примитивной техники брошена могучая современная техника.
Итак, авторы создают стилизацию.
Где-то на юге, предположим, в Одессе, застряла группа кинематографистов, в составе которой известная кинозвезда. А кругом гражданская война, скоротечная власть белых, ужасы их контрразведки, борьба с ними большевиков-подпольщиков, реальная драма истории...
На сопоставление этих двух материй и строится фильм.
Персонажи киногруппы существуют в какой-то истоме, в томлении предчувствий. Их время остановилось. Прекрасные портреты Вознесенской, контражур, который так любили операторы немого кино, стоячее солнце, тенты, желтые апельсины, пустой вокзал, голый перрон. Тягучее время. Время, в котором вязнешь...
Эта материя лучше всего удалась создателям "Рабы любви".
И еще удалась им ирония, некий автошарж на кинопроизводство.
Помимо Елены Соловей, и в самом деле, кажется, стопроцентно выполнившей задание стилизации, следует назвать и Александра Калягина (режиссера), и Олега Басилашвили (продюсера), и Николая Пастухова (автора "сценариуса"). Эти артисты обнаружили безупречный слух на взятый стиль и создали вместе с оператором Павлом Лебешевым атмосферу этой "взвешенной" жизни.
Что же до мира
по
дпольщиков, то в той части, в какой он изображен в черно-белом стиле "немой фильмы" – а это стиль "Красных дьяволят”, гайдаровской "Школы" и многих первоначально советских лент, стиль строки Эдуарда Багрицкого "Нас водила молодость в сабельный поход", – в этой части он убедителен. Как убедительно может быть подражание, откровенная имитация, когда не только не скрывают, что это имитация, но любуются этим. Подражание не действительности, но искусству. Имитация не натуры, но произведения, художественной манеры определенного времени. Когда же авторы вдруг нарушают ими же избранный стилистический принцип и, осуществляя своеобразную "пересадку тканей", вводят хронику зверств белогвардейцев или в актерском исполнении вдруг переходят к манере психологической, как, например, в части (в части!) роли кинооператора Виктора Потоцкого (в исполнении актера Родиона Нахапетова), тогда этот мир делается ненастоящим.
Фильм "Раба любви" – один из тех редких фильмов-стилизаций, которыми не балует нас кинематограф. Несомненно, он требует определенной подготовленности, если можно так сказать, эстетической ориентации зрителя, а потому вызывает разноречивые мнения, их борьбу.
Но все-таки что же нам сейчас тут важнее душа или маска?
Душа! Конечно же, душа!
Только не нараспашку, а проглядывающая сквозь причудливые и наивные прорези старой маски...