В мире фантастики и приключений. Выпуск 5. Вахта «Арамиса»
Шрифт:
«Всю поверхность отлогого склона покрывали мелкие пузыри стекловидной массы, застывшей в момент кипения. Мы обратили внимание, что в двух местах стена была гладкой и слегка вогнутой. В лучах мощного фонаря, направленного так, чтобы свет падал почти параллельно поверхности, на шершавом фоне проступали два стертых силуэта, заостренных кверху, словно тени в высоких капюшонах. Один сильно наклонялся вперед, словно падая, другой скорчился, как бы присев и втянув голову в плечи».
Политический пафос этого романа подчеркивается словами одного из геров, космонавта Чандрасекара:
«Разве
В этом, далеко еще не совершенном, «пробном» романе уже угадывается удивительная способность польского писателя сталкивать человека с непостижимыми явлениями, опрокидывающими привычные земные понятия, от которых удается отрешиться лишь немногим фантастам. И уже вырабатывается свойственная Лему манера вводить пластичные детализованные описания новой техники, чужой природы, необычной обстановки действия — всего, что постепенно постигается и познается героями его книг.
В «Астронавтах» мотив предупреждения лежит на поверхности. Атомная угроза тревожит умы и прогрессивных государственных деятелей, и ученых, и писателей.
Речь идет о жизни и смерти человечества. В начале пятидесятых годов Лем был одним из первых фантастов, подчинивших замысел романа этой важнейшей теме, которая заняла затем в мировой фантастике едва ли не ведущее место.
В дальнейшем, накопив огромный запас научных знаний в самых различных областях, Лем обращается к труднейшим проблемам познания Вселенной и предостерегает человечество, ставшее на пороге космоса, от «головокружения от успехов».
Когда в нашей стране был запущен первый в мире искусственный спутник Земли, проникновение человека в космос казалось задачей завтрашнего дня. Не только писатели-фантасты, но и ученые высказывали предположение, что вслед за полетами на Марс и Венеру откроются перспективы и межзвездных сообщений. Однако современная наука пока что полностью исключает физическую возможность достижения человеком даже ближайших звездных систем, хотя, как пишет английский астрофизик Ф. Хойл, «при нынешних темпах развития радиотехники возможность связи с обитателями далеких миров может скоро оказаться вполне реальной». А ведь еще несколько лет назад идея Великого Кольца, выдвинутая Ефремовым в «Туманности Андромеды», учеными всерьез не обсуждалась!
К постановке всевозможных проблем, связанных с изучением природы в далеком будущем, Лем обратился во всеоружии современных научных знаний.
В сферу его интересов входят вопросы философии и социологии, математическая физика и кибернетика, астрономия и биология, медицина и теория информации, электроника и химия полимеров и т. д.
— Мне некогда читать научно-популярную литературу, я обращаюсь только к первоисточникам, — сказал однажды Лем авторам этих строк.
И, конечно, не случайно писатель делит время между научной фантастикой и собственно наукой. Его «Диалоги» и «Summa technologiae» представляют собой серьезные философско-социалогические исследования о влиянии науки и техники на человечество в настоящем и будущем.
Исходя из нынешнего состояния науки и техники и психологической неподготовленности. общества к их «взрывному» развитию, он рисует картины грядущего мира. Это будет, утверждает писатель, совершенно иной мир, едва постижимый для современного образа мышления.
Научно-философские рассуждения Лема наталкивают на спор, вызывают желание полемизировать, как и его последние фантастические романы. Лем идет на это вполне сознательно, считая, что главная цель научной фантастики — «констатировать определенные ситуации, которые должны проиллюстрировать воздействия, следствия, результаты определенных открытий, изобретений и т. д. для человека и общества на определенном этапе исторического развития».
Романы конца пятидесятых — шестидесятых годов «Эдем», «Солярис», «Возвращение со звезд» и «Непобедимый» (в такой последовательности они выходили в свет) — можно подвести под условные рубрики: человек и природа, человек и техника.
Солярис… От горизонта до горизонта медленно перекатывает тяжелые бурые волны Океан, почти целиком покрывающий планету. Но это не воды земных морей, а студенистый сироп, представляющий собой высокоорганизованную плазму, способную не только влиять на стабилизацию орбиты Соляриса, вращающегося вокруг двух солнц — красного и голубого, — но и воспроизводить на своей поверхности различные земные образы, извлеченные из памяти исследователей.
На гребнях волн возникают силуэты зданий, ландшафты, машины, гигантские отливки людей с бессмысленными лицами годовалых детей… Происходит взаимный процесс исследования, причем Океану, по-видимому, легче постичь природу людей, чем людям — природу Океана. Проникая в тайники подсознательной сферы человеческого мозга, Океан все более искусно «лепит», облекая в материальную форму, живые образы, врезавшиеся в память ученых. И так Океан становится невольным «обличителем» темных сторон человеческой души.
На сателлоиде — постоянной исследовательской станции над Солярйсом — происходят не поддающиеся объяснению драматические события. Через восприятие только что прибывшего туда доктора Келвина Лем с устрашающей силой выразительности рассказывает о таинственных «гостях». Тут и огромная негритянка с нежными, как у младенца, подошвами ног (ведь она никогда не ступала по земле!), и детские голоса за дверью лаборатории Сарториуса, и дважды воскрешенная Океаном Хари — возлюбленная самого Келвина, покончившая с собой десять лет назад…
И в предисловии к русскому изданию, и в устных беседах Лем подчеркивает, что «Солярис» нужно понимать прежде всего как роман-предупреждение о неизбежности столкновений человека с непостижимыми на определенных этапах явлениями, а вовсе не как гипотетическую модель того, что, по его мысли, может случиться на самом деле. И писатель вовсе не настаивает на том, что высокоорганизованная материя может в действительности проявиться в форме мыслящего Океана. Это лишь один из многих фантастических допусков, объясняющих причины несостоявшегося контакта.