В мире фантастики и приключений. Выпуск 7. Тайна всех тайн
Шрифт:
Уехать из Холпа на конец недели было совершенно естественно. Крэл так и собирался сделать. Однако из этого ничего не вышло. Странно, но никто не уезжал из Холпа в пятницу. «Плевать, конечно, что не уезжают, а я возьму и уеду! Но почему всё же никто не собирается ехать? Молчаливый заговор, или существует всё-таки какой-то непонятный заслон… Вероятно, если потребуешь сейчас машину, она окажется неисправной».
— Алло! Гараж?.. Как там насчет моего «дисмена»?.. Всё в порядке? Так… Хорошо, спасибо… Да, я собираюсь
Утром в субботу он не встал с постели. Стоило ему не появиться к завтраку, как из столовой позвонили. Теперь в коттедж аккуратно носили еду. Из клиники пришел врач, медсестра, и на секунду показалось, что входит Инса, почему-то сменившая комбинезон на белый халат…
В воскресенье к вечеру самочувствие улучшилось, и он решил выйти из коттеджа.
Солнце на прощанье вызолотило парк, и он стоял недвижный, гордый сбоим древним происхождением и ужо смирившийся с торчащей посреди него серой башней. Воздух был чист, прохладен, и, вдохнув его, Крэл ощутил бодрость, сбежал со ступенек, спеша окунуться в закатную красоту деревьев, и тут увидел Инсу.
Она сидела на скамеечке тихо, пригорюнившись, и похоже было, что сидит она здесь давно. Всё то время, которое проболел Крэл.
— Немного лучше стало, Крэл?
— А вы почему не в городе?
— В городе? — Удивление ее было неподдельным.
— Ну да, почему вы не поехали в театр или, скажем, на ипподром? Сегодня скачки. Вы любите скачки? Вы что, вообще никогда не выезжаете из Холпа? Я хотел сказать теперь, когда я здесь, не выезжаете. Стережете?
— Не надо, Крэл. — Инса смотрела на него так, как никогда не смотрела раньше. Сочувствие и скорбь, тревога, почти отчаяние промелькнули в ее взгляде. И доброта. Доброта такая, с какой может смотреть только женщина. — Не надо… Я очень ждала…
Но Крэл, хотя и увидел Инсу такой впервые, еще не мог остановиться и спросил резко, почти грубо:
— Чего ждали?
Инса снова стала колючей, высунула кончик языка, наморщила нос и выпалила:
— Астрономов!
Крэл сел на скамью, вытер капельки пота со лба.
— Ничего не понимаю, каких астрономов?
— А они едут в Африку. Два-три дня побудут в Холпе, и в кратер.
— Инса, я был дураком. Я просто поверить не мог, Инса. — Крэл схватил ее за руку, но она быстро отодвинулась от него, обхватила руками колено и раскачивалась потихоньку из стороны в сторону. — Инса!
— Хотите с ними познакомиться? Они отличные ребята.
— Инса…
— Я никогда не смотрела в телескоп… Не пришлось. Когда была маленькой, отец обещал, обещал, да так и не сводил. Телескоп стоял в парке. Над обрывом. Надо было опустить монетку, и тогда давали посмотреть. Как-то получалось, что мы не доходили до этого обрыва. Да и вообще мы в парк ездили всего два или три раза. Отцу всё некогда было. Занят, занят, занят. Всё вечера в лаборатории. Допоздна… И погиб поздно вечером… В лаборатории…
Крэл не понимал, о чем она, слушал ее голос и никак не мог сообразить, что же можно сказать ей.
— Инса, я поверил.
— Я уйду, Крэл.
— Нет, нет, не уходите!
— Тогда оставим это. У вас всё равно ничего не выходит. Не умеете вы говорить… о себе. Всё еще разговариваете со мной, как с фабричной девчонкой. И слов вы не находите подходящих… Ну почему такое: умный, интересный человек, а как начинает о своих чувствах говорить, лепечет что-то несусветное?!
— Инса!
— Ну вот, уже обиделись.
— Не выходит… Не выходит, говорите… Это правда. Ничего у меня не выходит. Один раз показалось, что пришло большое, настоящее, единственное…
— О господи, теперь возвышенный стиль! А ведь вы и для себя еще ничего не решили… Ни обо мне, ни о себе… Обостренный самоконтроль, доведенный до абсурда. Мечетесь, никому не верите, и трудно вам. Самому с собой трудно. А по-моему, проще надо. Веселее, легче и больше веры в людей.
— Пожалуй, это самое трудное… Верить? Верил я. Альберта Нолана считал образцом человека и ученого. Счастлив был, что мне довелось общаться с самим Альбертом Ноланом… И вот всё летит к черту.
— Опять крайности. Становится прохладно, Крэл. Вам надо одеться потеплее.
— Нет. В один день, вернее, в одно утро, светлое, мое утро, когда я — распахнул окно лаборатории после трудной и особенной, неповторимой в жизни ночи, вошел Нолан и сказал свое «нет» моему открытию.
— Но он ведь не собирался присвоить открытие. Он сделал его до вас. Да, мне кажется, он ничего не отнимал у вас, скорее дал вам.
— Дал? Что же?
— Свое отношение к жизни, свою оценку открытия. И вы… вы, Крэл, последовали его убеждениям. Он дал вам веру свою. Пожалуй, он из тех, кто дает, а не отбирает. Всё дело в том, как дают. Одни дают, обогащая людей, и не беднеют при этом сами. Другие берут и становятся беднее.
— Да, Нолан бескорыстен, Нолан просто чувствует себя ответственным перед лучшей частью человечества и боится, что наше открытие использует худшая. А разве легко разобраться в этом лучшем и худшем! Я увидел Нолана совсем иным и не мог понять, чего больше в нем — веры в человека или скорби по поводу того, что человек еще мерзок. Всё это в конце концов как-то можно было понять, что-то принять, с чем-то не соглашаться, но вот борьба, в которую он вступил, методы, которыми он начал пользоваться, подорвали мою веру в него… Еще труднее, вероятно, поверить Ваматру.
— Вы ведь совсем не знаете его… А я знаю… Очень давно знаю.
— Даже очень давно?
— Да, с детства. Он был близким другом моего отца. Мать боялась, ненавидела Ваматра и… не любила отца… Ревновала его к Эльде и не любила… Мать ушла от нас, и мы остались с отцом вдвоем. Два мужика, как он говорил. Отец очень хотел, чтобы у него был парень… Отец был хороший, по-настоящему хороший, но мне было его мало. Он всегда пропадал там, в своей лаборатории. И вот однажды… Крэл, пойдите наденьте свитер.