В могиле не опасен суд молвы
Шрифт:
Оказалось, мое беспокойство было напрасным. Когда я вернулась в церковь, Фели все еще была захвачена «Искусством фуги», приближающимся к концу, – ну, или к тому, что считалось его концом, потому что Бах так и не завершил эту вещь. Бросив сочинять ее, он написал на полях нотной партии, что в этот момент композитор умер. Величайшая шутка, как выразилась Даффи. Где-то среди звезд Бах до сих пор ждет, что кто-то рассмеется.
При мысли о том, что где-то за Плутоном старик Иоганн Себастьян только что одобрительно поднял два пальца в символе «V», как «Victory» [10] , в мой адрес,
10
Победа (англ.)
Доггер и Даффи сидели бок о бок на задней скамье, закрыв глаза и сложив руки на животах с видом объевшихся голубей на крыше Вестминстерского аббатства, и внимательно слушали музыку.
Я тихо скользнула на скамью рядом с ним, и Доггер приоткрыл глаз. Даффи с тем же успехом могла быть на далеких островах Фиджи.
Я медленно прошагала пальцами по скамье, изображая паука.
Указательным пальцем я отстучала секретный код на тыльной стороне ладони Доггера: быстрое прикосновение вместо точки и долгое – вместо тире. Чертовски хорошо, что в Канаде в академии мисс Бодикот я выучила азбуку Морзе.
Точка, тире, тире, точка; точка, тире, точка; тире, тире, тире – и так далее, пока не передала слово «прогресс».
Долю секунды я думала, что Доггер не понял, но потом увидела, как он наклонил голову на одну шестьдесят четвертую долю дюйма. Если бы я не знала Доггера, ничего бы не заметила.
Теперь его рука касалась моей. «Отлично», – отстучали его пальцы.
На меня нахлынула теплая волна, и оставалось только надеяться, что я не покраснела. Украдкой я бросила взгляд на Доггера, но его глаза были закрыты. Он выглядит так аристократично! Просто божественно!
«Искусство фуги» оборвалось резко, как я и помнила: на середине полета, точно как Орландо Уайтбред.
И, если призадуматься, как его отец, покойный каноник Святой Милдред-на-болоте.
Музыка смолкла, и на прощание орган несколько раз всхлипнул, словно умирающий, когда остатки кислорода покидают его легкие. Где-то за высокими изукрашенными трубами сократились кожаные мехи, и крошечные металлические и деревянные артерии, оставшись без воздуха, погрузились в беспокойное молчание.
Некоторое время мы втроем, Даффи, Доггер и я, сидели в неловком вакууме, который образуется по окончании музыкального произведения, когда никому не хочется говорить первым.
В конце концов пришлось мне.
– Надо вернуться в «Дуб и фазан», – сказала я. – Снять номера. Не думаю, что мы сможем уехать из города без разрешения.
– Эти распоряжения уже сделаны, мисс Флавия, – сказал Доггер. – Пойду за машиной.
Мы оставили «роллс-ройс» недалеко от реки, рядом с арендой лодок.
– Старина Доггер, – сказала я, похлопав его по руке. – В этом переменчивом веке вы один не меняетесь.
Он улыбнулся и исчез.
– Шерлок Холмс, – сказала Даффи, распахнув глаза. – Его прощальный поклон. «Да, скоро поднимется такой восточный ветер, какой никогда еще не дул на Англию. Холодный, колючий ветер, Уотсон, и, может, многие из нас погибнут от его ледяного дыхания» [11] .
11
Цит. из рассказа А. Конан Дойля «Его прощальный поклон» в переводе Н. А. Дехтеревой.
Слова
Разрушение началось вместе со смертью отца. Эти веселые каникулы – просто обманчиво плавное скольжение в пропасть.
Позади нас послышался стук каблуков, и явилась Фели.
– Идемте, слизняки, – сказала она, обращаясь к Даффи и ко мне. – Я умираю от голода.
Фели такая, да. За одну секунду переключается от григорианских хоралов к состоянию своего кишечника.
Я пришла к мысли о том, что просто не понимаю старшую сестру и никогда не пойму.
Когда мы вышли из церкви, я обратила внимание, что тело Орландо уже унесли с берега реки. Констебль Оттер исчез из поля зрения. И мисс Мандрил тоже.
Рядом с участком мокрой травы, где раньше лежал труп Орландо, столпилась группка женщин. Даже отсюда, несмотря на ветер и расстояние, я слышала их трескотню.
Вернувшись в трактир, мы обнаружили, что наши комнаты готовы. Фели получила самую лучшую спальню: комнату с низкими потолками в передней части здания, выходящую окнами на церковь. Говорят, тут однажды спала королева Елизавета I во время одного из своих многочисленных путешествий по стране.
– Есть ли в Англии хотя бы одна комната, где она не спала? – кисло поинтересовалась Даффи, но хозяин, привычный к дерзости, парировал:
– Да. Моя.
У Даффи хватило хороших манер, чтобы рассмеяться, хотя я почувствовала ее неискренность.
Даффи выделили маленькую уютную комнатку в западной части дома, которая во времена доброй королевы Бесс была отдельной постройкой.
– Долго светит солнце, удобно читать, – сказала она.
Обнаружив маленькую библиотеку, состоящую из нескольких полок, зажатых между двумя лестничными пролетами, она отмахнулась от нее.
– Уида… Сабатини… Майкл Арлен… Райдер Хаггард [12] … и ни единой страницы, принадлежащей перу божественного Чарльза.
Конечно, она имела в виду Диккенса. Даффи превратила свою спальню в Букшоу в его святилище. Перед поездкой я предложила водрузить алтарь на телегу и повезти с собой, как это делали в Средние века.
– Можем прицепить его к «роллс-ройсу» сзади, – сказала я. – Только подумай, как это удобно. На случай абстинентного синдрома у тебя под рукой будет все: портрет божественного Чарльза, свечи, благовония, первые издания «Холодного дома» и «Посмертные записки Пиквикского клуба».
12
В тоске по Диккенсу Даффи перечисляет английских писателей второй половины XIX – первой половины ХХ века, авторов приключенческих романов.
Мне пришлось спасаться бегством из-за стола, потому что Даффи обрушила на меня град из черносмородиновых булочек, вдвойне смертоносных, поскольку их пекла миссис Мюллет.
Что касается меня, я расквартировалась в крошечной комнатке в задней части трактира, которая, как заверил меня хозяин, когда-то была обиталищем менестреля.
– Не беспокойся, если услышишь ночью странные голоса, – доверительно сказал он. – Большей частью они безвредны, хотя последняя леди, которая их слышала, сошла с ума, и на нее надели смирительную рубашку! – к концу речи он перешел на театральный шепот.